позиций сегодняшнего дня это звучит несколько странно и даже смешно, но в этом постановлении предполагалось, наряду с традиционными звездами героев, орденами и лауреатскими премиями, выделить для некоторых организаций несколько участков подмосковной земли под садовые кооперативы, в качестве индивидуальных поощрений и подарков — несколько десятков автомобилей «Волга», кому-то было обещано присвоить без защиты ученые степени доктора технических наук, а у отдельных главных конструкторов появилась возможность в одночасье стать академиками. Так получилось, что я был вынужден отойти от этой приятной работы (это тебе не вагоны и стройматериалы выколачивать для полигона), все распределение прошло без моего участия, ну и результат: насколько мне помнится, я получил очередную благодарность командования и денежную премию в размере месячного оклада. Да разве в этом суть!
Превратности судьбы! Это можно с полным основанием отнести и к «неодушевленному „Бурану“». За все последующие годы этот умница-корабль трижды напоминал мне о своем незавидном существовании. В 1996 году Герман Титов решил отметить 35-летие своего космического полета в павильонах аттракциона (!) «Буран», что в московском парке культуры. В грузовом отсеке корабля — удобные кресла, в которых экскурсант (в основном западные туристы) может прочувствовать особенности «полета» на орбитальном корабле на этапе входа его в плотные слои атмосферы и попробовать космическую пищу из туб. С сожалением и обидой бродили мы по отсекам нашего любимца. В конце 1999 года аналог «Бурана» отправляется в Австралию, где в Сиднее должна быть развернута экспозиция с «целью реализации туристических и общеобразовательных программ». Транспортировка по воде из Москвы в Санкт-Петербург, далее — в Швецию, а оттуда — в Сидней — операция, связанная с большими техническими трудностями (например, при транспортировке по Москве-реке зазор между мостами и кораблем достигал всего лишь нескольких сантиметров), но и их наш «Буран» с успехом преодолел. И наконец, в 2002 году обваливается крыша монтажного корпуса на Байконуре, где потихонечку наш орбитальный корабль приходил в негодность. Вот так под обломками крыши прекратила существование советская многоразовая космонавтика. Печально это. До сих пор в военных и промышленных кругах бытует устойчивое мнение о том, что «Буран» получился дорогой, но никому не нужной забавой. Хорошенькая «забава», на которую истрачено около 20 миллиардов долларов!
Но это потом военные стратеги и экономисты придут к таким выводам. А пока еще несколько месяцев после триумфального пуска создатели отечественной многоразовой ракетно-космической системы радовались своим успехам. Среди них был и я со своими коллегами — участниками пуска. И поэтому пронесшийся по главку слушок, что в связи с грядущими оргмероприятиями кому-то надо уходить уже на пенсию, а среди кандидатов и я — это для меня было как гром среди ясного неба. Поначалу я к этим слухам отнесся как-то спокойно. Мне еще только будет 54 (предел для полковника — 55 лет), никто не решится уволить одного из героев только что отгремевшей «бурановской» эпопеи, да и с Максимовым чуть ли не на «ты», как-никак в соавторах ходим. Но не тут-то было! Разведка донесла: слухи не без оснований. Я конечно, загенерировал. Обратился к Виктору Вячеславовичу Фаворскому, своему непосредственному начальнику, четкого ответа не получил, я — к Куринному («Эдуард! Не беспокойся, все будет нормально. Кому, как не тебе, двигать космос дальше!»). Звоню Максимову (он — на профилактике в госпитале): «Не беспокойся, разберусь». Беспокойся не беспокойся, а чувствую, что надо готовиться к пенсии. Конечно, я ну никак не был готов к увольнению. В армии, где офицер служит годами и десятилетиями, увольнение — сложный в психологическом и материальном плане процесс, к которому планируемого к увольнению готовят заранее, стараются удовлетворить все его претензии и пожелания (главное, получить квартиру или отселить взрослых детей). Особых пожеланий у меня не было, просто было обидно, что так неожиданно. Правда, в семье появилась проблема, которую надо было решать именно мне, так что мое увольнение здесь совсем некстати.
Дело в том, что заканчивала учебу одна из моих дочерей — будущий лейтенант. Командование Военного института, где она училась, предупредило родителей: если сами не трудоустроите своих детей (речь шла только о девушках), то мы будем вынуждены уволить их из армии. А устроить в Москве лейтенанта-девушку со знанием иностранного языка оказалось большой проблемой. Девушки-лейтенанты оказались невостребованными в тех специфических организациях, для которых их собственно и готовили: при военных атташе в посольствах, переводчики при крупных штабах. Единственное, что удалось сделать, — договориться с Юрием Ивановичем Плотниковым, он тогда уже был начальником Академии имени Дзержинского, о том, что лейтенанта Буйновскую направят служить после окончания института в строевой отдел академии.
Видно, таких счастливчиков было мало. И поэтому командованием принято окончательное решение: всех девчонок уволить из армии в звании «лейтенант запаса». А относительно меня единственным «жестом доброй воли» Максимова в мою сторону было приглашение в январе 1989 года на заседание Военного совета, где он внимательно выслушал мои причитания и пообещал удовлетворить мою просьбу: уволить в середине года.
Потянулись нудные, бесполезные месяцы, когда я уже не у дел, но добросовестно хожу на службу и получаю зарплату. Единственное занятие — освоение основ вычислительной техники. Когда я занимался проблемами трудоустройства Марины, то вышел на одного приятеля из Генштаба, а он, оказывается, уже уволился и работает в системе Министерства иностранных дел. Узнал, что я тоже «на выданье», стал активно агитировать меня на работу в МИД тогда еще СССР. Направление работы для меня новое: создание в министерстве информационной системы на базе современных компьютеров. Я в принципе согласился и стал изучать компьютерную технику.
Когда уж совсем стало тоскливо, вдруг подвернулась возможность поработать в июне в Государственной экзаменационной комиссии в нашем Военном институте имени Можайского в Ленинграде. Председатель ГЭК — Герман Степанович Титов, я — председатель факультетской комиссии. Подвезло, я уже не первый раз в такой комиссии, да еще с Германом, да еще в любимом городе. К сожалению, это оказалась последняя с Титовым командировка за время нашей совместной службы. Но зато самая приятная и запоминающаяся! В свободное время, а его было более чем достаточно, любовались с Герой достопримечательностями Ленинграда и посещали (вроде бы как с проверкой) наши многочисленные предприятия («Гер! Давай съездим на Балтийский завод, посмотрим на современные подводные лодки». — «Давай».) На паруднейкнам даже приезжали наши жены — сходили в театр, побродили по Царскому Селу, навестили знаменитого скульптора Аникушина (исключительно симпатичный человек!).
Кстати, мой любимый город всегда подбрасывал мне неожиданные «вводные». И на этот раз тоже. В прекрасном настроении возвращаемся с женой в гостиницу, где я, прожив уже более месяца, был как свой. Естественно, что я договорился с девушками-администраторами, что моя жена поживет у меня субботу с воскресеньем. И вдруг при входе нам заявляют: гости только до 23. Какие гости, это моя жена. Докажите, дайте паспорт. А паспорта, конечно, нет. Жена за ненадобностью его не взяла. Что делать? Идите в милицию — пусть там подтвердят письменно, что эта женщина является вашей женой. Куда деваться, пошли. Где-то к двум часам ночи нашли отделение милиции (суббота, полно алкашей и девочек сомнительного поведения). Я в форме полковника мечусь между ними, ищу хоть какое-либо начальство, которое поверило бы мне, что моя попутчица и есть моя жена. Никто не верит! Требую: звоните космонавту Титову, начальнику нашего института — он подтвердит. Короче, или звучные фамилии их убедили, или я им просто надоел, но письменную (!) справку о том, что моя жена действительно является моей женой, они мне все же выдали (думаю, в душе так мне и не поверив). Побежали в гостиницу — ну вот, совсем другое дело. Восхитительный вечер после наслаждения знаменитым испанским балетом был испорчен напрочь! А мои симпатии к Питеру все же остались.
Ну вот и наступил этот, можно сказать, знаменательный день в жизни любого кадрового военного, естественно, и моей тоже — день прощания со службой, однополчанами, коллегами по работе и с армией в целом. Для меня это — 29 июля 1989 года. Это день, когда я подвожу итоги своей 35-летней службы в наших, еще советских Вооруженных Силах. Могу смело утверждать, что служба у меня получилась интересной, насыщенной многообразием различного рода событий, людей, личностей, успехов (достаточно) и неудач (в меру). Служил я честно, «толкачей» за спиной не имел, добросовестно выполнял свои обязанности, друзей и товарищей не «подставлял», не подличал, не лебезил перед начальством, не рвался в начальники по костям других, старался жить своим умом и рассчитывал только на свои силы и знания. Ну не стал я генералом, ну не командовал армиями и округами, ну не водил полки в бой. Не довелось. Но зато 35 лет служения в армии, та среда, в которой я набирался жизненного опыта и практических навыков, те
