людям присущ страх смерти. Понятно, что на закате жизни он обостряется. А люди, живущие под бременем страха, не могут быть счастливы по определению. В крайних случаях такой страх может превратиться в кошмарное ожидание чего-то неотвратимого и ужасного. Нередко он усугубляется “синдромом пенсионного возраста” — ощущением своей социальной ненужности. Это особенно актуально для нашей действительности, в которой “забота” о пенсионерах стала притчей во языцех. Кроме того, у пожилых людей начинает сужаться круг общения. Постепенно начинают уходить из жизни старые друзья и знакомые… Может быть, по вполне объективным причинам реже становятся встречи с детьми… Создатель групповой психотерапии и психодрамы Джейкоб Морено ввел в психотерапевтический обиход понятие “социальной смерти”. Это состояние, когда все социальные связи человека в силу каких-то обстоятельств прерываются, и он остается один. Смерть социальная нередко влечет за собой смерть физическую. И все-таки именно страх физической смерти является, пожалуй, ключевой проблемой людей и семей преклонного возраста. Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался… Не случайно Шекспир говорит именно о стране. Ведь смерть сама по себе не несет ни боли, ни страданий. Многие люди, пережившие клиническую смерть, рассказывая о своем состоянии, отмечают, что момент смерти сам по себе даже незаметен. Но вот что ждет нас в той самой “стране”… У человека в зависимости от его взглядов, убеждений и вероисповедания могут быть различные представления об этом. Но самое страшное — неизвестность. Хотя неизвестность применительно к смерти — вещь весьма условная. Практически все религии ставят во главу угла понятие загробной или посмертной жизни души. Люди, не исключая и тех, “…кто ни во что не верит, даже в черта назло всем”, обычно имеют хотя бы поверхностное представление об учении о загробной жизни, соответствующем религиозной традиции, господствующей в обществе, в котором они живут. Более того, труды таких ученых, как Р. Моуди, Э. Кюблер-Росс, К. Осис, М. Сабом и многих других, исследовавших состояние клинической смерти, дают фактические данные, в какой-то степени подтверждающие факт бессмертия души. Некоторые исследователи на основании этих работ прямо утверждают: “То, что раньше знала и говорила нам Церковь, теперь во многом, можно сказать в основном, подтверждается наукой”1. Если вы атеист, я не ставлю своей целью доказать, что вы заблуждаетесь. Я не хочу вести и богословские споры, если ваше вероисповедание отличается от моего. Я не собираюсь излагать здесь христианское учение, в которое верю, о грехе, искуплении, посмертном воздаянии и воскресении. Это давно сделали отцы Церкви и куда лучше, чем мог бы сделать я. Но для предмета нашего разговора мне представляется принципиально важным отметить сам факт бессмертия души или по крайней мере наличия у большинства людей подсознательной веры в это бессмертие. Только с этой точки зрения, на мой взгляд, становится до конца понятным страх смерти. Только с этой точки зрения можно добиться того, чтобы он не отравлял завершающие главы книги нашей земной жизни. В этом смысле последняя стадия человеческой и семейной жизни есть не ожидание конца, а возможность привести дела в порядок, подготовиться к жизни вечной. Еще раз повторюсь: если вы не христианин и, быть может, человек вовсе неверующий, не поймите это как указание немедленно идти креститься. Просто примите данную точку зрения как одну из возможных и на какой-то момент бросьте взгляд на старение и старость под таким углом. Люди и, соответственно, семейные пары, принимающие такую точку зрения, на закате жизни оказываются не в трагическом тупике, а получают новый уникальный шанс в жизни. Для них свободное время, появившееся после ухода на пенсию, — не утомительное и тоскливое безделье, свидетельство их ненужности, а возможность сделать то, что не доделано, исправить то, что нуждается в исправлении, завершить отношения, которые нужно завершить, и создать новые. Для супругов, любящих друг друга зрячей, духовной любовью, это возможность вновь уделять друг другу максимум внимания и проводить друг с другом максимум времени. В каком-то смысле это еще одна возможность пережить медовый месяц, но уже с человеком, которого знаешь и любишь большую часть своей жизни. Для людей, принимающих такую точку зрения, физиологическое угасание, связанное со старостью, — это не лишение всех радостей жизни, а уход из нее страстей, дающий возможность обратиться к главному — к себе, к своей душе и, наконец, к Богу. Люди, стоящие на такой точке зрения, получают “мужество принять, то, что нельзя изменить, силу изменить то, что можно изменить, и способность отличить одно от другого”. Правда, даже той семье, которая именно таким образом подходит к проблеме старости, предстоит пережить еще один очень тяжелый, наверное, последний в истории их семьи кризис. В памяти человечества сохранились предания, повествующие о парах, ушедших из жизни так же, как они жили, — вместе. В реальной жизни, увы, обычно бывает иначе. В какой-то момент один из супругов, если не происходит внезапной остановки сердца, начинает реально умирать. Наступает так называемый терминальный этап человеческой жизни. У многих людей на этом этапе страх смерти обостряется с новой силой. Доктор Э. Кюблер-Росс выделяет пять стадий терминального этапа и пять соответствующих психологических состояний. Первая стадия — отрицание, неприятие самого факта: “Нет, это еще не конец, не может быть, что уже все”. В глубине души человек уже осознал, но сознание еще цепляется за надежду: “А вдруг…”. Вторая стадия — протест: “Почему именно сейчас, почему именно я? Это несправедливо!”. В таком состоянии, близком к отчаянию, человек бывает крайне гневен и раздражителен. Гнев его может быть адресован врачам, родным, Господу Богу, всему сущему. Третья стадия — просьба об отсрочке. Человек в какой-то степени уже смирился с неизбежным, но хочет получить еще немного времени… На этой стадии очень многие приходят к Богу. Мне лично неоднократно приходилось слышать о людях, всю жизнь проживших атеистами и буквально в последние дни обратившихся к религии. Четвертая стадия, уже предшествующая смерти, — депрессия: “Теперь уже все равно…”. Нередко умирающий в такой момент не хочет никого видеть. Пятая стадия — окончательное принятие: “Теперь уже скоро, и пусть будет…” Душа смиряется, и человек обретает покой. Терминальный процесс — всегда тяжелое испытание для близких умирающего, и в первую очередь, естественно, для другого супруга. Особенно тягостны вторая и четвертая стадия. Вторая — по вполне очевидным причинам. Четвертая — потому, что воспринимается как внезапное ухудшение душевного состояния человека после того, как он вроде бы принял свою участь (третья стадия). Но именно на этом, последнем этапе земной жизни как никогда важно чувствовать присутствие близкого человека. Лично мне (я, наверное, снова не оригинален) не хотелось бы умирать на больничной койке. Мне также не хотелось бы, чтобы в моем некрологе значилось: “Сгорел на работе”. Я бы хотел умереть среди близких людей, но именно живых людей, имеющих право на свои чувства: на боль, страх, обиду, равно как и на сочувствие, любовь, сострадание. Мне кажется, что тому из супругов, кому предстоит проводить свою половину и жить дальше, очень важно сделать две вещи: проститься и простить. И сделать это по возможности еще в присутствии того, кто отходит в мир иной. Проститься важно для обоих. Это дает возможность жить тому, кто остается, а тому, кто умирает, — умереть со спокойной душой. Не менее важно простить. На казенных траурных митингах принято говорить, обращаясь к покойникам: “Простите нас”. На самом деле не менее важно простить и ушедших. Хочу заметить: очень часто за горем оставшихся жить скрывается гнев в адрес умершего: “Как ты мог меня оставить?!” Уход подсознательно воспринимается как предательство. Возможно, первой вашей реакцией в мой адрес после этих слов будет: “Да он ненормальный!” И все же поверьте: много раз, работая с людьми, потерявшими близких, я убеждался, что за горем скрываются обида и гнев. Поэтому повторюсь: важно не только проститься, но и простить. Заканчивая разговор о смерти, позволю себе привести описание того, как переходят в мир иной
