эта тема становится главной. Апостол использует два выражения (logos и paradosis, «слово» и «предание»), которые различны по смыслу, но в значительной степени накладываются друг на друга, поскольку оба обозначают открывшуюся истину.
Фраза слово Господне во 2 Фес. 3:1 уже встречалась нам в 1 Фес. 1:8. Там Павел говорит, что «оно пронеслось»; здесь он молится, чтобы оно «распространялось». В обоих случаях он имеет в виду Евангелие, определяя его как «слово Господне». Хотя Павлу вверили это благовестие (1 Фес. 2:4), оно исходило не от него, а от Бога. Он знал это. Знали и фессалоникийцы, ибо они приветствовали его «не как слово человеческое, но как слово Божие, — каково оно есть по истине». Это слово эффективно действовало в верующих (1 Фес. 2:13).
Другое слово, paradosis, Апостол использует в этой главе в значении «предание», «традиция». Это учение, которое было принято и передано другим (6, ср. 2:15). Теперь простого упоминания слова «предание» достаточно, чтобы немедленно вызвать настороженность среди протестантов, утверждающих превосходство Писания и решительно настроенных против подчинения преданиям. Разве не Сам Иисус отверг «предания старцев» с тем, чтобы «слово Божье» могло занять первое место? (Мк. 7:1—13). Как мог тогда Павел превозносить то, что низложил Иисус? Дело в том, что они имели в виду предания разного происхождения. Иудейские устные предания, которые отвергал Иисус, Он называл преданием «человеческим», в то время как предания, или учение, Апостолов имеют божественное происхождение. «Нет никакого противоречия в том, — писал Фридрих Бушель, — что Иисус отрицает предание, а Павел отстаивает его. Предания Павла согласовываются с отрицанием Иисуса, поскольку они оба отвергают заповеди человеческие»[187].
Однако остается другая проблема, в которой, на первый взгляд, кажется, что Павел сам себе противоречит. С одной стороны, он стойко придерживается божественного происхождения своего учения, настаивает на том, что получил его «не от человека, но чрез откровение Иисуса Христа» (Гал. 1:12). Он повторяет это в своем Первом послании к Коринфянам, утверждая, что «от Самого Господа принял то, что и вам передал» (1 Кор. 11:23). С другой стороны, одно конкретное предание, которое он получил и передал, относилось к установлению вечери Господней. Должны ли мы думать, что он получил эту информацию через прямое откровение? Разве не кажется более вероятным, что он получил это через людей? А если так, как он может утверждать, что получил ее от «Самого Господа»? Оскар Кульман обсуждает именно этот вопрос в своем эссе, озаглавленном Предание. Он выдвигает обоснованные аргументы и приходит к следующему выводу:
«Наименование kurios («Господь») может быть понято не только как обозначение исторического Иисуса (хронологическое начало и первое связующее в цепи преданий), но и как превознесенный Господь, как истинный Автор всего предания, развившегося внутри Апостольской Церкви»[188].
Действительно, самим Апостолам была дана уникальная привилегия принять учение от Иисуса Христа и передать его церкви:
«Их основная функция — быть носителями прямого откровения, в котором все они зависели друг от друга в том, что один Апостол привносил один факт, другой Апостол — другой факт и так далее. Но только лишь общее свидетельство всех Апостолов составляет христианское paradosis, в котором действует Сам Kurios (Господь)»[189] .
Таким образом, Павел может сказать, что получил от Самого Господа предание, которое на самом деле получено через других Апостолов. «Люди не могут оказывать влияния на то, как передают предания Апостолы, но Сам Христос Господь, Который таким образом делится этим откровением»[190].
Таким образом, под словом paradosis Павел подразумевал не предания церкви, а учение Апостолов, а значит, Самого Господа Христа. Эта разница четко осознавалась ранней церковью. Как писал Кульман: «Церковь отличала Апостольское предание от церковного, четко подчиняя последнее первому; другими словами, сама подчинялась апостольской традиции»[191].
Таким образом, будь то слово (1 Фес. 1:6, ПНВ), а именно «слово Господне», или «предание» (2 Фес. 3:6, ПНВ), то есть, учение Апостолов, которое упоминает Павел, каждый раз он имеет в виду божественное откровение. Он рассматривает настоящий период времени перед parousia Христа как эру мира. Эта фраза имеет два значения. Первое, церковь должна распространять слово по всему миру. Второе, церковь сама должна быть послушна слову, сообразуя свою собственную жизнь с учением Апостолов. В этой главе Павел высказывает два своих устремления: чтобы слово Господне «прославлялось» как в мире (1), так и в церкви (4— 15). Оба являются аспектами «духовного роста церкви». Бог хочет, чтобы Его церковь росла экстенсивно (распространением благовестия) и интенсивно (своим собственным послушанием благовестию). Каждая составляющая является незавершенной и неуравновешенной без другой. Кроме того, обе также требуют времени — для евангелизации мира, с одной стороны, и формирования церкви, с другой.
2. Слово должно распространяться в мире (3:1–3)
Итак молитесь за нас, братия, чтобы слово Господне распространялось и прославлялось, как и у вас, 2 И чтобы нам избавиться от беспорядочных и лукавых людей; ибо не во всех вера. 3 Но верен Господь, Который утвердит вас и сохранит от лукавого.
Словами Итак, братия Павел показывает, что собирается приняться за последнюю тему и что «Послание приближается к концу»[192]. Но прежде чем начать эту последнюю тему, он усиленно призывает своих читателей молиться за него и его миссионерскую команду (фактически, «продолжать молиться», поскольку глагол, использованный здесь, стоит в настоящем времени и повелительном наклонении). То, что он в конце Первого послания (1 Фес. 5:25) просит их молиться, а теперь повторяет свою просьбу, свидетельствует о его смирении. То, что он говорит им о своей заступнической молитве (напр. 1 Фес. 1:2; 3:11–13; 5:23; 2 Фес. 1:11–12; 2:16–17; 3:5, 16), указывает на их отношения. Христианское общение выражается и углубляется нашими молитвами друг за друга.
О чем просит Павел молиться фессалоникийцев? Во–первых, чтобы слово Господне распространялось и прославлялось, или, дословно: «могло распространяться и быть прославлено». Апостол любил использовать яркие обороты речи. Если в Первом послании он уподобил провозглашение Евангелия звуку трубы или раскату грома, которые «пронеслись» от Фессалоники (1 Фес. 1:8), теперь он сравнивает слово с бегуном. Может быть, он думал о народных празднествах, которыми славился Коринф, в частности, об атлетах, несших олимпийский факел. Образность встречается и в Ветхом Завете: «быстро течет слово Его» (Пс. 146:15; ср. Пс. 18:4б–6, цит. в Рим. 10–18). Фессалоникийцев просят молиться, чтобы благовестие могло пронестись быстро и хорошо, чтобы, куда оно ни пришло, оно могло иметь «славный прием»[193]. Если Павел продолжает изображать слово как атлета, он может представить его «коронованным славой» у финишной ленты
