багажное отделение.
– Какие вещи?
– Нужные вещи.
– Твои?
– Возможно, – уклончиво ответил он.
В дорогу наш мальчик надел черные кроссовки с красными шнурками, черные джинсы и черную футболку с длинными рукавами. На груди большие белые буквы складывались в слово «PURPOSE»[13].
Пенни уже вернулась, еще с одним здоровенным чемоданом на колесиках.
– Где Лесси? – спросил я, поспешив в прачечную.
– На заднем сиденье.
Я схватил два последних чемодана и понес к «Эксплореру».
– Я должна взять еще кое-что наверху, – Пенни двинулась к двери.
– Нет. Оставь.
– Не могу. Вернусь через минуту.
– Пенни, подожди…
– Ты можешь закрыть заднюю дверцу. – Она выбежала из гаража в дом.
Загрузив последний чемодан, я повернулся к Майло.
– Садись на заднее сиденье к Лесси.
– Что происходит?
– Я тебе говорил. Небольшое путешествие.
– Почему спешка?
Я захлопнул заднюю дверцу.
– Может, мы должны успеть на самолет.
– Мы должны успеть на самолет?
– Возможно, – беря пример с сына, я ответил столь же уклончиво.
– Это северное полушарие?
– Это что?
– Куда мы отправляемся.
– Какое это имеет значение? – спросил я.
– Имеет.
– Залезай на заднее сиденье, скаут.
– Я предпочел бы ехать на переднем.
– Это место твоей мамы. Она будет охранять водителя.
– У нее нет помповика.
– У тебя тоже.
– Тогда мы бросим жребий.
– Ты можешь пнуть кого-нибудь в зад? – спросил я.
– Кого?
– Все равно. На переднем сиденье мне нужен именно такой человек.
– Мама может пнуть кого угодно.
– Поэтому и залезай на заднее сиденье.
– Пожалуй, залезу.
– Вот и молодец.
– Северное полушарие – это важно.
На заднем сиденье внедорожника он выглядел таким маленьким, что я не мог не подумать об Эмили и Саре Клитрау. От мысли, что мы можем потерять Майло, нервы натянулись, как скрипичные струны.
Пенни очень уж задерживалась. Я подумал, что недостаточно четко разъяснил ей ситуацию, не убедил в необходимости скорейшего отъезда.
Ворота гаража мы не подняли. Боковая дверь оставалась запертой. Майло вроде бы ничего не угрожало. И тем не менее мне не хотелось покидать его.
Но Пенни ушла наверх одна. А с Майло осталась бы Лесси.
– Сиди в машине! – прокричал я Майло и рванул в дом.
Когда большими шагами пересекал прачечную, зазвонил телефон.
Пронзительный звонок тональностью отличался от звонка наших домашних телефонных аппаратов и мобильника, который лежал в нагрудном кармане моей рубашки.
На кухне я вновь услышал незнакомый звонок. Доносился он вроде бы из чулана, который задней стенкой примыкал к прачечной.
В чулане никакого телефона быть не могло… если только он не принадлежал прячущемуся там человеку.
Глава 17
В ближайшем углу стояла щетка. Ее я и схватил, рассудив, что жесткие щетинки при контакте с глазами могут оказаться столь же эффективными, как нож, и при этом в отличие от ножа, щетка позволяла избежать слишком уж близкого контакта с Вакссом, идти на который мне и не хотелось.
На третьем звонке я открыл дверь чулана, комнатушку длиной двенадцать и шириной пять футов, у задней стены которой стоял газовый котел. Свет кухонных флуоресцентных ламп проникал достаточно далеко, чтобы подтвердить, что в чулане никто не прячется.
Щеткой я ткнул в настенный выключатель и вошел в чулан, когда раздался четвертый звонок.
Обыкновенный газовый котел для меня – чудо техники, сложностью не уступающее «Боингу-747» и чуть менее страшный, чем атомный реактор. Моя беспомощность в отношениях с механизмами и машинами в случае газового котла усиливалась наличием напорных труб, по которым подавался газ высокого давления.
Однако даже я знал, что котел не комплектовался мобильником, приклеенным эпоксидной смолой к его поверхности. Причем раньше мобильника этого не было.
От мобильника проводки тянулись к какому-то устройству, лежащему на полу около котла. Состояло устройство из электронных часов, которые показывали правильное время, каких-то штуковин, которые я не смог бы опознать, даже если бы располагал для этого временем, с большим шматком вроде глины, в какую иногда играют дети, серой и маслянистой на вид.
На пятом звонке дисплей осветился, мобильник каким-то образом принял звонок. И тут же пошла череда сигналов, которые более всего напоминали закодированное послание.
На электронных часах время с правильного (7:03:20) переменилось на неправильное (23:57:00).
Даже я, при своем полнейшем техническом невежестве, осознал, что нам очень не поздоровится, если мы еще будем в доме в тот момент, когда эти электронные часы покажут полночь, то есть через три минуты.
Не корча из себя героя, который может размонтировать это устройство, не причинив вреда ни себе, ни другим, я попятился из чулана, отбросил щетку и помчался на черной лестнице, во весь голос зовя Пенни.
Когда поднялся наверх и ступил в короткий коридорчик, Пенни показалась из-за угла, за ним находился длинный коридор, в который выходили двери нашей спальни и ее студии. Несла большую папку для картин. В нее могли уместиться как минимум три из тех, что она сейчас рисовала для книги «На другой стороне чащи». Публикация этой книги намечалась осенью следующего года.
– Кабби, звонит телефон, но это не наш, – услышал я от нее.
В нашем доме стояли два газовых котла, по одному на каждом этаже. Открыв дверь чулана и включив свет, я увидел такой же мобильник, что и внизу, соединенный проводками с другим шматком глины. Он тоже издавал какие-то кодовые сигналы, и на электронных часах, аналогичным тем, что я видел внизу, время с правильного изменилось на 23:57:30.
Осталось две с половиной минуты, которые таяли с каждой секундой.
Несмотря на то, что детство и девичество Пенни прошло среди колоссальных взрывов, она не предприняла попытки обезвредить взрывное устройство, но выплюнула: «Ваксс», – словно проклятье, и
