изоляционная лента. Очень забавно.
– Так берете хлороформ или нет? – спросил он, внезапно вновь став серьезным.
И я даже подумал, что он поставит эту самую бутылку на прилавок, если я скажу, что беру. Но я вновь рассмеялся, ответил: «Нет», – и он нажал на клавишу «Total».
Окна старой церкви забили досками, трава проросла сквозь трещины на дорожке и на ступенях.
Усыпанная гравием автомобильная стоянка находилась за церковью, невидимая с шоссе, а с другой стороны тянулись бескрайние поля.
Майло и Лесси остались на переднем сиденье, а вот взрослые вышли из «Хаммера».
Я приказал Вакссу лечь на спину, он не стал жаловаться по поводу гравия, но его глаза рассказали мне во всех подробностях, что он собирается со мной сделать, начав с того, как выдернул бы все зубы с помощью щипцов и плотницкого молотка с круглым бойком.
Я повернулся к Пенни, которая держала Ваксса на мушке.
– Если увидишь, что к нам направляется какой-то парень, даже босоногий, с торчащими зубами и с банджо, сначала пристрели его, а потом задавай вопросы.
– «Избавление»[36] снимали не здесь.
– Да? Ты просто не встречалась с племянником дяди Френка, который главный юморист в семье.
С помощью отрезка цепи и двух висящих замков я снабдил Ширмана Ваксса ножными кандалами. Теперь он мог идти маленькими шажками, но не бежать.
Затем сковал обе его руки, впереди – не сзади. Между кистями оставил целый фут цепи, чтобы он не испытывал особых неудобств, но и не получил слишком большой свободы.
Ранее я перенес наши вещи из багажника на заднее сиденье. А вот черный чемодан Ваксса теперь лежал на земле у «Хаммера».
Скованный критик поднимался не без труда. Я даже ему помог, но его взгляд подсказал, что помощь эта отольется мне дополнительными страданиями перед мучительной смертью.
Я заставил его лечь в багажное отделение «Хаммера» лицом вверх, головой к заднему сиденью.
Пенни стояла у открытой задней дверцы, нацелив пистолет на промежность Ваксса. Пока я работал, они смотрели друг другу в глаза, и никто не собирался отвести взгляд первым.
Из ковра на полу багажного отделения торчали металлические кольца, накрепко приваренные к раме.
Они предназначались для крепления крупногабаритного груза, дабы тот не смещался при транспортировке.
С помощью дополнительных отрезков цепи я закрепил к этим кольцам запястья и лодыжки Ваксса.
Как только покончил с этим, Пенни убрала пистолет, и мы открыли черный чемодан со стальными замками и окантовкой.
В алюминиевом футляре, который мы увидели в чемодане, обнаружился грозного вида пистолет с двумя запасными обоймами, глушитель и плечевая кобура.
Пенни накрутила глушитель на ствол, отошла от «Хаммера», выстрелила пару раз в забитое досками окно. Треск дерева по громкости значительно превосходил «грохот» выстрела.
– Я его беру, – изрекла Пенни.
– Вы созданы друг для друга, – кивнул я.
В чемодане мы также нашли «Тазер» и, по нашему предположению, разнообразные орудия пыток: скальпель, тиски для пальцев, щипцы, кулинарную горелку и прочие игрушки садистов, включая боксерскую капу, которая вставлялась в рот и не позволяла жертве откусить от боли язык.
Еще в одном футляре лежали ампулы с различными препаратами, шприцы, хирургическая вата, бутылочка спирта и резиновый жгут, который мог использоваться, как турникет.
Перебрав ампулы, Пенни остановила выбор на одном снотворном.
– С его помощью наше путешествие будет более приятным.
Заглянув в багажное отделение, она спросила Ваксса, какая доза для него безопасна и сколь часто ее нужно вводить.
– Вы случайно вызовете у меня эмболию, если с лекарством введете пузырек воздуха, – ответил он.
– А отцу Джона Клитрау, на том катере, ты ввел воздух специально? – полюбопытствовала Пенни.
– Вы – покойники, – огрызнулся он.
– Когда придет время тебя убить, ты не отделаешься только уколом, – пообещала ему Пенни.
Ваксс замялся, а потом назвал точную дозу.
Она забралась в багажное отделение, резиновым жгутом перетянула ему правую руку, протерла вену спиртом.
– Куда вы меня везете? – впервые в голосе Ваксса послышалась тревога.
– Домой, – ответил я, стоя у открытой задней дверцы.
– Прежде чем все зайдет… слишком далеко, есть время для того, чтобы достигнуть взаимопонимания.
– Тебя мы уже отлично понимаем, – ответил я, – а тебе нас никогда не понять.
– Но это неправильно.
– Мы живем в несправедливом мире.
– Вы совершили множество преступлений.
В моем смехе слышалось столько горечи, что я подумал, будто смеется кто-то другой.
– Выродок, – отсмеявшись, бросил я.
Его лицо вспыхнуло.
– Писака.
Пенни погрузила его в сон, к ее сожалению, не вечный.
Глава 60
Весь день мы ехали на юг, Майло и Лесси на заднем сиденье, Пенни и я – на переднем, сменяя друг друга за рулем. «Хаммер» отлично держал скорость, так что мы быстро продвигались к цели.
Ваксс лежал на спине, прикрытый одеялом до подбородка. Если не видеть цепей, создавалось полное впечатление, что он решил немного вздремнуть.
Проголодавшись, мы брали еду на вынос и ели в дороге.
Всякий раз, когда Ваксс просыпался, чтобы сказать, что мы – покойники, Пенни вводила ему очередную дозу снотворного.
Среди прочего в его карманах мы нашли ключи от дома. Висел на кольце с ключами и брелок дистанционного управления, вроде того, каким мы открыли ворота в доме на полуострове.
В бумажнике Пенни обнаружила карточку с кодами охранной сигнализации дома и телефон, по которому следовало позвонить в случае ложной тревоги.
Более интересными показались нам четыре фотографии женщины – портреты. На одной она выглядела лет на сорок с небольшим; еще две сделали десятью годами позже; на четвертой ей было за шестьдесят.
На красавицу женщина не тянула, но выглядела симпатичной. Поначалу ее лицо казалось суровым, но, глядя на фотографии достаточно долго, ты понимал, что черты лица вполне мягкие, а суровость напускная. Женщине хотелось, чтобы ее видели такой.
Волосы она зачесывала назад, собрав в пучок на затылке. Темные в сорок и пятьдесят лет, на последней фотографии они поседели.
На всех четырех фотографиях женщина плотно сжимала губы, словно кто-то пытался сунуть ей в рот ложку с горьким лекарством.
В ее синих, как и у Пенни, глазах теплота отсутствовала напрочь, они даже отливали серым. Всякий раз она смотрела в объектив с таким видом, будто терпеть не могла позировать, но я подозреваю, что фотографии практически ухватили ледяную холодность ее взгляда.
Из бумажника Пенни также выудила сложенную открытку с напечатанным текстом поздравления, озаглавленную: «МАМЕ НА ЕЕ ШЕСТИДЕСЯТИЛЕТИЕ».
Пока я вел «Хаммер», она зачитала мне текст: «Матери жизни, матери смерти. Мать всех, от взгляда на тебя у меня перехватывает дыхание. Мать всех наших завтра, дай нам мир без печалей. Любовь – иллюзия
