– А можно ли догнать их?
– Можно ячменю насеять, подождать, пока он вырастет, сжать-смолотить, пива наварить, допьяна напиться, до отвала выспаться да тогда вдогонь поехать – и то поспеем!
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича:
– Ведь я ж говорил, что тебе не видать Марьи Моревны, как ушей своих!
Отнял ее и увез к себе.
Оставался Иван-царевич один, поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною; на ту пору Кощея дома не случилося.
– Поедем, Марья Моревна!
– Ах, Иван-царевич! Ведь он догонит, тебя в куски изрубит.
– Пускай изрубит! Я без тебя жить не могу.
Собрались и поехали.
Кощей Бессмертный домой возвращается, под ним добрый конь спотыкается.
– Что ты спотыкаешься? Али чуешь какую невзгоду?
– Иван-царевич приходил, Марью Моревну с собой взял.
Кощей поскакал, догнал Ивана-царевича, изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку, взял эту бочку, скрепил железными обручами и бросил в синее море, а Марью Моревну к себе увез.
В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.
– Ах, – говорят они, – видно, беда приключилася!
Орел бросился на сине море, схватил и вытащил бочку на берег, сокол полетел за живой водою, а ворон за мертвою.
Слетелись все трое в одно место, разбили бочку, вынули куски Ивана-царевича, перемыли и склали, как надобно. Ворон брызнул мертвой водою – тело срослось, съединилося; сокол брызнул живой водою – Иван- царевич вздрогнул, встал и говорит:
– Ах, как я долго спал!
– Еще бы дольше проспал, если б не мы! – отвечали зятья. – Пойдем теперь к нам в гости.
– Нет, братцы! Я пойду искать Марью Моревну.
Приходит к ней и просит:
– Разузнай у Кощея Бессмертного, где он достал себе такого доброго коня.
Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать. Кощей сказал:
– За тридевять земель, в тридесятом царстве, за огненной рекою живет баба-яга; у ней есть такая кобылица, на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц; я у ней три дня пастухом был, ни одной кобылицы не упустил, и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.
– Как же ты через огненную реку переправился?
– А у меня есть такой платок – как махну в правую сторону три раза, сделается высокий-высокий мост, и огонь его не достанет!
Марья Моревна выслушала, пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши, не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками, Иван-царевич говорит:
– Съем-ка я одного цыпленочка.
– Не ешь, Иван-царевич! – просит заморская птица. – В некоторое время я пригожусь тебе.
Пошел он дальше; видит в лесу улей пчел.
– Возьму-ка я, – говорит, – сколько-нибудь медку.
Пчелиная матка отзывается:
– Не тронь моего меду, Иван-царевич! В некоторое время я тебе пригожусь.
Он не тронул и пошел дальше; попадает ему навстречу львица со львенком.
– Съем я хоть этого львенка; есть так хочется, ажно тошно стало!
– Не тронь, Иван-царевич, – просит львица. – В некоторое время я тебе пригожусь.
– Хорошо, пусть будет по-твоему!
Побрел голодный, шел, шел – стоит дом бабы-яги, кругом дома двенадцать шестов, на одиннадцати шестах по человечьей голове, только один незанятый.
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, Иван-царевич! Почто пришел – по своей доброй воле аль по нужде?
– Пришел заслужить у тебя богатырского коня.
– Изволь, царевич! У меня ведь не год служить, а всего-то три дня; если упасешь моих кобылиц – дам тебе богатырского коня, а если нет, то не гневайся – торчать твоей голове на последнем шесте.
Иван-царевич согласился; баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься.
Только что выгнал он кобылиц в поле, кобылицы задрали хвосты и все врозь по лугам разбежались; не успел царевич глазами вскинуть, как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился, сел на камень и заснул. Солнышко уже на закате, прилетела заморская птица и будит его:
– Вставай, Иван-царевич! Кобылицы теперь дома.
Царевич встал, воротился домой; а баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем вы домой воротились?
– Как же нам было не воротиться? Налетели птицы со всего света, чуть нам глаз не выклевали.
– Ну, вы завтра по лугам не бегайте, а рассыпьтесь по дремучим лесам.
Переспал ночь Иван-царевич; наутро баба-яга ему говорит:
– Смотри, царевич, если не упасешь кобылиц, если хоть одну потеряешь – быть твоей буйной головушке на шесте!
Погнал он кобылиц в поле, они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень, плакал, плакал, да и уснул. Солнышко село за лес; прибежала львица:
– Вставай, Иван-царевич! Кобылицы все собраны.
Иван-царевич встал и пошел домой; баба-яга пуще прежнего и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем домой воротились?
– Как же нам было не воротиться? Набежали лютые звери со всего света, чуть нас совсем не разорвали.
– Ну, вы завтра забегите в сине море.
Опять переспал ночь Иван-царевич; наутро посылает его баба-яга кобылиц пасти:
– Если не упасешь – быть твоей буйной головушке на шесте.
Он погнал кобылиц в поле; они тотчас задрали хвосты, скрылись с глаз и забежали в сине море; стоят в воде по шею. Иван-царевич сел на камень, заплакал и уснул. Солнышко за лес село, прилетела пчелка и говорит:
– Вставай, царевич! Кобылицы все собраны; да как воротишься домой, бабе-яге на глаза не показывайся, пойди в конюшню и спрячься за яслями. Там есть паршивый жеребенок – в навозе валяется; ты украдь его и в глухую полночь уходи из дому.
Иван-царевич встал, пробрался в конюшню и улегся за яслями; баба-яга и шумит и кричит на своих кобылиц:
– Зачем воротились?
– Как же нам было не воротиться? Налетело пчел видимо-невидимо со всего света и давай нас со всех сторон жалить до крови!
Баба-яга заснула, а в самую полночь Иван-царевич украл у нее паршивого жеребенка, оседлал его, сел и поскакал к огненной реке. Доехал до той реки, махнул три раза платком в правую сторону – и вдруг, откуда ни взялся, повис через реку высокий, славный мост.
Царевич переехал по? мосту и махнул платком на левую сторону только два раза – остался через реку мост тоненький-тоненький!
Поутру пробудилась баба-яга – паршивого жеребенка видом не видать! Бросилась в погоню; во весь дух на железной ступе скачет, пестом погоняет, помелом след заметает.
Прискакала к огненной реке, взглянула и думает: «Хорош мост!»
Поехала по? мосту, только добралась до средины – мост обломился, и баба-яга чубурах в реку; тут ей и
