Солдат выслушал, слова не проронил; а колдун все хвалится:
– Я, – говорит, – что захочу, то и сделаю!
– Будто с тобой и сладить нельзя?
– Как нельзя? Вот если б кто набрал костер осиновых дров во сто возов да сжег меня на этом костре, так, может, и сладил бы со мною! Только жечь меня надо умеючи; в то время полезут из моей утробы змеи, черви и разные гады, полетят галки, сороки и во?роны; их надо ловить да в костер бросать: если хоть один червяк уйдет, тогда ничто не поможет! В том червяке я ускользну!
Солдат выслушал и запомнил. Говорили, говорили и дошли наконец до могилы.
– Ну, брат, – сказал колдун, – теперь я тебя разорву; а то ты все расскажешь.
– Что ты, образумься! Как меня рвать? Я богу и государю служу.
Колдун заскрипел зубами, завыл и бросился на солдата, а тот выхватил саблю и стал наотмашь бить. Дрались, дрались, солдат почти из сил выбился; эх, думает, ни за грош пропал!
Вдруг запели петухи – колдун упал бездыханен. Солдат вынул из его карманов пузырьки с кровью и пошел к своим родичам.
Приходит, поздоровался; родные спрашивают:
– Не видал ли ты, служивый, какой тревоги?
– Нет, не видал.
– То-то! А у нас на селе горе: колдун ходить повадился.
Поговорили и легли спать; наутро проснулся солдат и начал спрашивать:
– Говорят, у вас свадьба где-то справляется?
Родные в ответ:
– Была свадьба у одного богатого мужика, только и жених и невеста нынешней ночью померли, а отчего – неизвестно.
– А где живет этот мужик?
Указали ему дом; он, не говоря ни слова, пошел туда; приходит и застает все семейство в слезах.
– О чем горюете?
– Так и так, служивый!
– Я могу оживить ваших молодых, что дадите?
– Да хоть половину именья бери!
Солдат сделал так, как научил его колдун, и оживил молодых; вместо плача начались радость, веселье.
Солдата и угостили и наградили. Он налево кругом и марш к старосте; наказал ему собрать крестьян и приготовить сто возов осиновых дров.
Вот привезли дрова на кладбище, свалили в кучу, вытащили колдуна из могилы, положили на костер и зажгли; а кругом народ обступил – все с метлами, лопатами, кочергами. Костер облился пламенем, начал и колдун гореть; утроба его лопнула, и полезли оттуда змеи, черви и разные гады, и полетели оттуда во?роны, сороки и галки; мужики бьют их да в огонь бросают, ни одному червяку не дали ускользнуть. Так колдун и сгорел! Солдат тотчас собрал его пепел и развеял по ветру.
С того времени стала на селе тишина; крестьяне отблагодарили солдата всем миром; он побыл на родине, нагулялся досыта и воротился па царскую службу с денежками. Отслужил свой срок, вышел в отставку и стал жить-поживать, добра наживать, худа избывать. Отпросился солдат в отпуск – родину навестить, родителей повидать, и пошел в дорогу. День шел, другой шел, на третий забрел в дремучий лес. Где тут ночевать? Увидал – на опушке две избы стоят, зашел в крайнюю и застал дома одну старуху.
– Здравствуй, бабушка!
– Здравствуй, служивенькой!
– Пусти меня ночь переспать.
– Ступай, только тебе здесь беспокойно будет.
– Что? Али тесно у вас? Это, бабушка, ничего; солдату немного места надо; где-нибудь в уголок прилягу, только бы не на дворе!
– Не то, служивенькой! На грех пришел ты...
– На какой грех?
– А вот на какой: в соседней избе помер недавно старик – большой колдун; и таперича каждую ночь рыщет он по чужим домам да людей ест.
– Э, бабушка, бог не выдаст, свинья не съест.
Солдат разделся, поужинал и полез на полати; лег отдыхать, а возле себя тесак положил. Ровно в двенадцать часов попадали все запоры и растворились все двери; входит в избу покойник в белом саване и бросился на старуху.
– Ты, проклятый, зачем сюда? – закричал на него солдат.
Колдун оставил старуху, вскочил на полати и давай с солдатом возиться. Тот его тесаком, рубил, рубил, все пальцы на руках поотбивал, а все не может поправиться. Крепко они сцепились, и оба с полатей на пол грохнулись; колдун под низ, а солдат наверх попал; схватил солдат его за бороду и до тех пор угощал тесаком, пока петухи не запели. В ту самую минуту колдун омертвел; лежит, не тронется, словно деревянная колода.
Солдат вытащил его на двор и бросил в колодезь – головой вниз, ногами кверху. Глядь: на ногах у колдуна славные новые сапоги, гвоздями убиты, дегтем смазаны! «Эх, жаль, так задаром пропадут, – думает солдат, – дай-ка я сниму их!» Снял с мертвого сапоги и воротился в избу.
– Ах, батюшка служивенькой, – говорит старуха, – зачем ты с него сапоги-то снял?
– Дак неужли ж на нем оставить? Ты смотри: какие сапоги-то! Кому не надо – рубль серебра даст; а я ведь человек походный, мне они очень пригодятся!
На другой день простился солдат с хозяйкою и пошел дальше; только с того самого дня – куда он ни зайдет на ночлег, ровно в двенадцать часов ночи является под окно колдун и требует своих сапог.
– Я, – грозит, – от тебя нигде не отстану; всю дорогу с тобой пройду; на родине не дам отдыху, на службе замучу!
Не выдержал солдат:
– Да что тебе, проклятый, надобно?
– Подай мои сапоги!
Солдат бросил в окно сапоги:
– На, отвяжись от меня, нечистая сила!
Колдун подхватил свои сапоги, свистнул и с глаз пропал.
В стародавние годы жили-были в одной деревне два молодых парня; жили они дружно, вместе по беседам ходили, друг друга за родного брата почитали. Сделали они между собой такой уговор: кто из них станет вперед жениться, тому звать своего товарища на свадьбу; жив ли он будет, помрет ли – все равно.
Через год после того заболел один молодец и помер; а спустя несколько месяцев задумал его товарищ жениться. Собрался со всем сродством своим и поехал за невестою.
Случилось им ехать мимо кладбища; вспомнил жених своего приятеля, вспомнил старый уговор и велел остановить лошадей.
– Я, – говорит, – пойду к своему товарищу на могилу, попрошу его к себе на свадьбу погулять; он был мне верный друг!
Пошел на могилу и стал звать:
– Любезный товарищ! Прошу тебя на свадьбу ко мне.
Вдруг могила растворилась, покойник встал и вымолвил:
– Спасибо тебе, брат, что исполнил свое обещание! На радостях взойди ко мне; выпьем с тобой по стакану сладкого вина.
– Зашел бы, да поезд стоит, народ дожидается.
Покойник отвечает:
– Эх, брат, стакан ведь недолго выпить.
Жених спустился в могилу; покойник налил ему чашу вина, он выпил – и прошло целое сто лет.
– Пей, милый, еще чашу!
