гимназических лет, приятеля Николая Владимировича Недоброво. Он их и представил друг другу, сначала заочно (отослав Борису «Четки»), а потом и очно.
С Борисом Васильевичем Анрепом Анна Андреевна познакомилась в доме Николая Владимировича Недоброво, в Царском Селе в 1915 году; дня не запомнила, но то, что случилось это Великим Постом, помнила до старости. Явление заморского гостя (Анреп жил в Англии) совпало с выходом в свет ее поэмы «У самого моря», и Ахматова вообразила, что в поэме о любви дикой девочки к царевичу, который должен приплыть к ней из-за десяти морей, она предсказала себе и эту безответную любовь, и ту роковую встречу. Анрепу посвящено большинство стихотворений Ахматовой, созданных в период с 1915 по 1921 год. Стихи к «царевичу» составляют основу двух ее книг: «Белая стая» (сентябрь 1917) и «Подорожник» (апрель 1921).
Борису Анрепу подарена и «Песенка». Ахматова посвящала Анрепу стихи и позже. «Песенка» – единственный в ее поэзии акростих. В отличие от Гумилева, Анна Андреевна не жаловала этот искусственный, салонный жанр.
Бывало, я с утра молчуО том, что сон мне пел.Румяной розе и лучуИ мне – один удел.С покатых гор ползут снега,А я белей, чем снег,Но сладко снятся берегаРазливных мутных рек.Еловой рощи свежий шумПокойнее рассветных дум.5 марта 1916
Борис Васильевич Анреп, правовед по образованию, увлекся живописью и, чтобы переменить судьбу, в 1908 году уехал из Петербурга в Париж, на постоянное жительство. Овладев секретами византийских мозаик, стал профессиональным художником. Добился признания, а со временем и крупных заказов. Писал Анреп и стихи, правда, весьма топорные, умом не блистал, зато умел значительно молчать, не скупясь тратил командировочные червонцы и на лихачей, и на рестораны. Необычайно высоким ростом, жизнерадостностью, неистребимым донжуанством, странной смесью беззаботной отваги и практичности Борис Васильевич фон Анреп напоминал Анне отца, такого, каким Андрей Антонович Горенко был в ее ранние детские годы.
Голубя ко мне не присылай,Писем беспокойных не пиши,Ветром мартовским в лицо не вей.Я вошла вчера в зеленый рай,Где покой для тела и души.Под шатром тенистых тополей.И отсюда вижу городок,Будки и казармы у дворца,Надо льдом китайский желтый мост.Третий час меня ты ждешь – продрог,А уйти не можешь от крыльцаИ дивишься, сколько новых звезд.Серой белкой прыгну на ольху,Ласочкой пугливой пробегу,Лебедью тебя я стану звать,Чтоб не страшно было женихуВ голубом кружащемся снегуМертвую невесту поджидать.27 февраля 1915
Так раненого журавляЗовут другие: курлы, курлы!Когда осенние поляИ рыхлы, и теплы…И я, больная, слышу зов,Шум крыльев золотыхИз плотных низких облаковИ зарослей густых:«Пора лететь, пора лететьНад полем и рекой,Ведь ты уже не можешь петьИ слезы со щеки стеретьОслабнувшей рукой».Февраль 1915
Царское Село
Я знала, я снюсь тебе,Оттого не могла заснуть.Мутный фонарь голубелИ мне указывал путь.Ты видел царицын сад,Затейливый белый дворецИ черный узор оградУ каменных гулких крылец.Ты шел, не зная пути,И думал: «Скорей, скорей,О, только б ее найти,Не проснуться до встречи с ней».А сторож у красных воротОкликнул тебя: «Куда!»Хрустел и ломался лед,Под ногами чернела вода.«Это озеро, – думал ты, —На озере есть островок…»И вдруг из темнотыПоглядел голубой огонек.В жестком свете скудного дняПроснувшись, ты застоналИ в первый раз меняПо имени громко назвал.15 марта 1915
Царское Село
Я улыбаться перестала,Морозный ветер губы студит,Одной надеждой меньше стало,Одною песней больше будет.И эту песню я невольноОтдам на смех и поруганье,Затем, что нестерпимо больноДуше любовное молчанье.17 марта 1915
Из памяти твоей я выну этот день…
Из памяти твоей я выну этот день,Чтоб спрашивал твой взор беспомощно-туманный:Где видел я персидскую сирень,И ласточек, и домик деревянный? О, как ты часто будешь вспоминатьВнезапную тоску неназванных желанийИ в городах задумчивых искатьТу улицу, которой нет на плане! При виде каждого случайного письма,При звуке голоса за приоткрытой дверьюТы будешь думать: «Вот она самаПришла на помощь моему неверью».4 апреля
Петербург
Есть в близости людей заветная черта…
Н. В. Н.
Есть в близости людей заветная черта,Ее не перейти влюбленности и страсти, —Пусть в жуткой тишине сливаются устаИ сердце рвется от любви на части.И дружба здесь бессильна, и годаВысокого и огненного счастья,Когда душа свободна и чуждаМедлительной истоме сладострастья.Стремящиеся к ней безумны, а ееДостигшие – поражены тоскою…Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.2 мая 1915
Петербург
Долго шел через поля и села…
Долго шел через поля и села,Шел и спрашивал людей:«Где она, где свет веселыйСерых звезд – ее очей?Ведь настали, тускло пламенея,Дни последние весны.Все мне чаще снится, все нежнееМне о ней бывают сны!»И пришел в наш град угрюмыйВ предвечерний тихий час,О Венеции подумалИ о Лондоне зараз.Стал у церкви темной и высокойНа гранит блестящих ступенейИ молил о наступленьи срокаВстречи с первой радостью своей.А над смуглым золотом престолаРазгорался Божий сад лучей:«Здесь она, здесь свет веселыйСерых звезд – ее очей».Май 1915
Петербург
Широк и желт вечерний свет…
Широк и желт вечерний свет,Нежна апрельская прохлада.Ты опоздал на много лет,Но все-таки тебе я рада.Сюда ко