Однажды и навсегда

исчезнет. Но, слава богу, их брак выжил, и в доме снова воцарились мир и любовь.

Смертельно усталый, он достал ящик из-под скамейки, вспоминая тот день, когда впервые обнаружил дневники Анджелы и решил не рассказывать ей. Сейчас он наконец сможет уничтожить единственное свидетельство о том ужасном времени в их жизни. Он открыл крышку и застыл на месте, обнаружив, что ящик пуст. Он уже давно сюда не заглядывал. Может, Анджела сама уничтожила их. Конечно, дети не могли их видеть. А если…

Ему казалось, что он слышит стук собственного сердца. Нет, это невозможно. Они бы что-нибудь сказали, что-то изменилось бы в их отношениях. Он бы прочел немой вопрос в их глазах.

Он задвинул ящик на место и пошел вниз, успокаивая себя, что тайна не будет раскрыта.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Через пару недель шрамы и синяки на лице и руках Джоша исчезли. И хотя ноги по-прежнему оставались бесчувственными, оптимистичная улыбка не сходила с его лица.

Тейлор наблюдала, как он упражнялся, подтягиваясь на перекладине над кроватью. Он уже давно сменил больничные халаты на свои футболки, которые обтягивали его крепкое, закаленное работой тело.

К счастью, плечо быстро зажило — постоянные упражнения делали свое дело. И сильно отвлекали. Да, она восхищалась его упорством, хотя и другие пациенты были упорны. Но от их упражнений она никогда не чувствовала слабость в коленях.

— Ну, когда меня выпишут? — спросил Джош.

— Это не мне решать, — ответила Тейлор, заставив себя успокоиться и смотреть ему в глаза. Раньше она думала, что накачанное, красивое тело означает полное отсутствие мозгов. Оказывается, во всем, что касается Джоша Мэлоуна, она была всегда не права.

— Я уже могу сам вставать и садиться в инвалидное кресло. Тебе не кажется, что со всем остальным я спокойно справлюсь один и дома?

Шейн и Дженни вошли в палату прежде, чем Тейлор успела ответить, дав ей возможность привести в порядок мысли. Если Джоша выпишут, готова ли она переехать на ранчо и быть рядом с ним день за днем?

Шейн похлопал Джоша по плечу.

— Снова из-за тебя у кого-то проблемы, братишка?

— Из-за меня? — Сначала он казался обиженным, потом улыбнулся. — Я просто хочу выбраться отсюда и начать ходить, вот и все.

Дженни чмокнула его в щеку.

— Начнешь. И очень скоро. — Она погладила растущий животик. — Неужели нам придется ждать вечность? Помнишь, что ты обещал, Джошуа?

Тейлор наблюдала за шутливым семейным разговором, стоя у изголовья кровати, и думала о Майкле и отце. Она скучала по ним как никогда и завидовала этому веселью Мэлоунов.

Джош склонил голову и нахмурился.

— Что я обещал?

— Ты сам знаешь. Все надежды на тебя, если эти крохи вздумают появиться внезапно. Кто же еще доставит нас в больницу на самолете?

Шейн прижал жену к себе.

— Я бы попробовал. Думаю, получилось бы не намного хуже, чем у Джоша.

— Очень смешно, — сказал Джош, но на лице его не было веселости, он о чем-то напряженно думал.

Может, теперь он побоится летать, мелькнуло в голове Тейлор. Она бы наверняка боялась.

Шейн положил руку ему на плечо.

— Ну, выше нос. С каких это пор ты такой серьезный? — Джош посмотрел на свои ноги и перевел взгляд на Шейна. Тот в нерешительности топтался на месте, потом продолжил: — Вчера звонили по поводу нового самолета. Он скоро будет готов.

Тейлор внимательно следила за Джошем. Он ничего не ответил. Дженни дернула Шейна за руку.

— Пойдем, не то мы можем опоздать. — Она поцеловала Джоша на прощание и отошла.

Шейн в нерешительности стоял у кровати. В глазах Дженни Тейлор видела немой вопрос. Ей показалось, что она прочла вызов: окажешься ли ты рядом, когда это будет ему нужно больше всего? Насколько это для тебя важно?

— Увидимся, — сказала Дженни, обращаясь к Джошу, но все еще не сводя глаз с Тейлор. Та сделала вид, что не замечает этого, пролистывая карту Джоша.

И все же позже, идя домой, она сама задавала себе этот главный вопрос: действительно ли это важно для нее? Перед уходом она сказала Максу, что переедет на ранчо — временно, конечно, — и он, похоже, был рад. На ранчо, окруженная людьми, она будет не так сильно страдать, как в пустой квартире, совсем одна. С тяжелым сердцем Тейлор поднималась по лестнице, охваченная каким-то новым предчувствием. Пришло время начать читать мамины дневники.

«Сегодня был мой первый рабочий день с тех пор, как родилась Тейлор. И сколько же чувств я испытала! Оставляя мою бесценную крошку с няней, я словно вырывала сердце из груди. Мое сердце переполнялось чувством вины, когда я смотрела в эти грустные голубые глазенки. Мне так хотелось взять ее на руки, забрать домой. Но я не сделала этого и чувствую себя такой эгоисткой.

Почему я не могу быть как другие матери — проводить со своими детьми все дни и быть счастливой? Я люблю быть с Тейлор, но скучаю по своей работе в компании серьезных взрослых.

Когда я вернулась в больницу, все были рады видеть меня. Над дверью нашего отделения висел плакат «С возвращением. Добро пожаловать».

Я дважды звонила няне, чтобы убедиться, что с Тейлор все в порядке, и была рада услышать, что она быстро привыкает к новой обстановке и уже нашла немало друзей.

Я немного волновалась перед возвращением к шумным будням в больнице, но все было так, как будто я и не уезжала. Макс был занят как никогда. Студенты ходили за ним по пятам из палаты в палату, записывая каждое его слово. Я была рада видеть его, хотя и немного удивлена — не ожидала застать его. Я чудовищно скучала по нему, но это к лучшему, что он уехал. Его три сына подрастают. Младший всего на несколько лет старше Тейлор. Когда он говорил о них, его лицо светилось нежностью.

Бедный Макс! Я не могу представить, как он живет так далеко от семьи, навещая их только по выходным. Даже, хотя сегодняшний день пролетел быстро, 10 часов без Тейлор оказались чересчур долгими. Боже, какое счастье я испытала, когда она обхватила меня за шею своими пухленькими ручками и сказала: «Мамочка! Мамочка!» Джон был холоден со мной за ужином и даже не захотел слышать, как прошел день. Как бы я хотела, чтобы он понял меня, понял, что мне нужно было вернуться и что я сделаю все, чтобы моя работа не повредила моей девочке.

Надеюсь, я приняла верное решение».

Тейлор закрыла дневник, положила его в стол и вытерла бежавшие по щекам слезы. Было больно осознавать, что она никогда больше не обхватит маму за шею. Но мамины слова любви согревали, и теперь она знала, что каждая страница дневника будет для нее какой-то особой связью, которая навсегда останется в ее сердце. Тейлор закрыла глаза и уснула, окутанная усталостью, накопившейся за день. Последней ее мыслью было убедить когда-нибудь отца, что работа мамы вовсе никому не повредила.

Непонятно, почему он волновался.