было отвезти туда командира к двенадцати часам. Потом собровцы планировали заехать в госпиталь…
На БТР добрались к площади Минутка. Но уже издалека услышали шум и треск выстрелов.
Боевики устроили засаду на армейскую колонну, поднимавшуюся от «Романовского моста». Когда к площади подъехал собровский БТР, там шел бой.
— Что будем делать, командир? — спросил Кузьмин.
— Давай ребятам поможем, — принял решение Матвеев.
Обстрел по колонне велся с высотных домов. Боевики всегда старались занимать выгодные позиции. Пули чиркали по броне БТР. Наконец, общими усилиями удалось выбить боевиков из домов и подавить огонь. Собровцы еще некоторое время стояли, ждали, пока пройдет колонна.
Матвеева оставили в Октябрьском РОВД на совещании, а сами уехали на базу.
В расположении отряда Кузьмин занялся своими привычными делами: проверял, учил, указывал, приказывал. Какое-то неясное беспокойство его не покидало. Через несколько часов собровцы поехали снова в мобильный, за командиром.
Снова пересекли Минутку, переехали через Сунжу и взяли направо к чеченскому кладбищу. Кузьмин увидел, что в сторону БТР несется огненный шар — выстрел из гранатомета. Шар пронесся мимо, но в ту же секунду под бронетранспортером рванул фугас. Кузьмин потерял сознание.
Он долго не приходил в себя. Его растолкал собровец Александр Сухачев:
— Алексей, Алексей!
Кузьмин открыл глаза. Голова болела, все тело казалось чужим, язык не слушался.
— Все живы? — с трудом спросил у водителя.
— Командир погиб, — отозвался Бакитин.
— Выходить надо, — приказал Кузьмин.
Пули бились о броню. Боевики вели обстрел.
— Выходим!
Кузьмин чувствовал, что у него по лбу течет кровь. Они с Мещаниновым открыли огонь в сторону высоток.
Бойцы выбрались из подорванного БТР и заняли позиции за броней. Кузьмин осмотрел БТР. Разнесло все машинное отделение. БТР ткнулся в обочину и зажал «шестерку» с гражданскими, которые в момент взрыва оказались на дороге.
Мещанинов подбежал к машине, прикладом выбил стекла: покореженные дверцы не открывались. Вытащил мужчину, женщин и детей. Они сбились в кучу и стояли на месте.
— Уходите отсюда! — приказал им Мещанинов.
Кузьмин тем временем оценивал обстановку, смотрел, куда они могут уйти. Около БТР оставаться было небезопасно. Обстрел продолжался. Позади — площадь. Только они отойдут от БТР, тут же станут мишенями.
Из-за поворота выехал «Урал». Кузьмин очередью прошил дорогу перед машиной. Остановил. Водитель — чеченец.
— Еремеев, в машину! За подмогой, — приказал Кузьмин.
«Урал» уехал, бой продолжался.
Первым приехал западно-сибирский РУБОП, потом краснодарский СОБР, а потом уже и свои на БМП.
И Кузьмин снова потерял сознание. Он уже не видел, как выбили боевиков, как краснодарский СОБР перевозил раненых.
В себя пришел только в Северном. На вертолете пятерых раненых переправили в Моздок. Оттуда на автобусе до Минеральных Вод. Затем на самолете домой. В госпитале имени Вишневского Кузьмин пролежал почти два месяца.
Собровцы приезжали за ним, возили в Пушкино на похороны майора Матвеева.
В госпитале Кузьмина навещала жена и сыновья. Михаил и Ваня рассказывали о своих успехах в школе и спорте. Оба они занимались самбо и дзюдо. А в последнее время увлеклись еще рукопашным боем.
— Ты знаешь, пап, — говорил Михаил. — Вся Кашира знает, что ты ранен и лежишь в госпитале. Останавливают меня, спрашивают, как ты. Все волнуются.
Рядом с близкими, несмотря на то что находился в госпитале, Алексей чувствовал себя по- настоящему дома. И боль вроде бы утихала. А по ночам все снился огненный шар, подлетающий к БТР, и снился Виктор Матвеев, живой.
После госпиталя по улице родного городка Кузьмин не мог пройти спокойно. Его без конца останавливали. Почти вся Кашира — одни знакомые. Его высокая, приметная фигура была видна издалека.
— Как ты, Леша?
— Да ничего, спасибо, — смущенно улыбался Алексей.
Домой приходил и говорил жене:
— Какие у нас люди хорошие. У тех, кто постарше, чувство патриотизма еще не исчезло. Жаль, в школе об этом мало говорят.
На день памяти погибших Кузьмин брал в отряд старшего сына.
— Пусть видит, что происходит вокруг, — объяснял он жене. — Пусть знает: есть люди, которые не забыли, что такое честь и воинская доблесть.
В отпуске после госпиталя и отдохнуть толком не удалось — много дел по дому. Перед зимой нужно было утеплить сарай. Свой огород и хозяйство Алексей любит. Пропадает в мастерской все свободное время и сыновей приучает к труду.
Вышел на службу, и закрутила, завертела повседневная рутина. Отбор и прием в свое отделение новых бойцов. Подготовка к очередной командировке. Выезды на задержания.
Осенью 2001 года Кузьмин с группой в одном из районов области задержал преступников, сбывающих оружие.
Оперативники из РУБОПа разработали операцию. Преступников задержали с поличным. Пришлось, правда, побегать за продавцами по лесу, где пристреливалось и сбывалось оружие. Этим задержанием собровцы перекрыли один из каналов поступления оружия в Россию через Латвию.
…Весной 2002 года Кузьмин стал командиром ОМОНа на воздушном и водном транспорте.
Эшелон тянулся на юг
Военный эшелон тянулся на юг. В вагонах были восемнадцатилетние солдаты. Кто-то спал, кто-то читал, а кто-то сидел в стороне ото всех и смотрел в окно невидящим взглядом.
Зеленого света на всем пути для эшелона не было. Ехали медленно, чаще по ночам. Но Московскую область проезжали днем.
Медленно двигались мимо станций. Прохожие останавливались. Смотрели на военных. Солдаты выбрасывали из вагонов письма домой, где писали, что едут на войну. А люди подбирали конверты с земли и опускали в почтовые ящики на станции. Некоторые посылали крестное знамение вслед эшелону…
Это был август 1995 года.
Олег Доркин тоже бросил письмо, хотя родители уже знали, что он едет в Чечню. Мама приезжала к нему в Архангельск, в оперативную бригаду, сформированную специально для выезда в Чечню.
