Минуту он следил взглядом за их силуэтами на фоне неба, потом их поглотила темнота, и крик их растворился в безбрежной тишине.
Но вот возникли другие звуки. Зашумели верхушками сосны, стал слышен шепот воды, плещущейся вокруг деревянных свай старой пристани. Он глядел на дом и видел уют горящих в окнах огней. И темные холмы позади.
Его холмы. Холмы Бенхойла.
Он долго стоял так, засунув руки в карманы, пока не почувствовал дрожь во всем теле, и понял, что здорово продрог. Он обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на озеро, затем медленно поднялся вверх по лужайке и вошел в дом.
Родди не спал. Он тихо ждал в библиотеке, тяжело опустившись в старое кресло Джока у затухающего камина. У Джона защемило сердце, когда он посмотрел на дядю. Из всех обитателей дома он пострадал больше всех. И не только потому, что лишился своего дома, одежды, книг и бумаг, всех своих личных любимых вещей, скопившихся за долгую жизнь, а потому, что остро сознавал свою вину за все, что произошло.
— Я должен был думать, — снова и снова повторял он, лишившись своей обычной словоохотливости при мысли о возможной трагедии, с ужасом осознав, что могло произойти с Томасом. — Я просто никогда не думал.
Но всегда бросал дрова в открытый камин, не задумываясь, давил ногами искры и угольки, падавшие на старый коврик, и никогда не думал о том, чтобы поставить каминную решетку.
— Последнее, что советовал мне Джок, это поставить каминную решетку. Но я так ничего и не сделал. Все откладывал. Ленивый ублюдок, все откладывающий на потом. Вот и дооткладывался.
И снова говорил:
— А что, если бы Эллен не пришло в голову подумать о малыше? Что, если бы ты, Джон, не пошел проведать ребенка… — Голос его задрожал.
— Забудь об этом, — быстро перебил его Джон, потому что вспоминать это было невыносимо. — У нее хватило соображения вспомнить о малыше, вот я и пошел его проведать. Да что тут говорить, мне самому должно было прийти это в голову без всякого напоминания Эллен. Я в такой же степени виноват, как и ты.
— Нет, виноват я один. Мне нужно было думать…
Джон стоял в остывающей комнате, глядя на брата своего отца, испытывая к нему жалость и любовь, которые в эту минуту никак не могли помочь Родди. Он был безутешен.
Полено рассыпалось в потухающем камине. Часы показывали четверть первого. Джон сказал:
— Почему ты не идешь спать? Джесс постелила нам всем наверху. Нет никакого смысла сидеть здесь и дальше.
Родди протер рукой глаза.
— Да, — наконец произнес он. — Смысла нет никакого. Боюсь только, что не смогу заснуть. В таком случае… — он замолчал. Затем помешал прогоревшие угли и сверху положил еще дров. Через минуту дрова занялись, и язычки пламени стали лизать сухую кору. Родди угрюмо уставился на них.
— Все позади, — твердо сказал Джон. — Больше об этом не думай. Все кончено. И если это хоть как- то утешит тебя, подумай о том, что ты потерял все, что у тебя было.
— Это не важно. Вещи для меня мало что значили.
— Почему бы тебе не выпить?
— Я не хочу пить.
Джон постарался не выдать своего удивления.
— Ты не будешь возражать, если я выпью?
— Ради Бога.
Джон налил себе немного бренди и долил стакан доверху содовой. Сидя лицом к дяде, он поднял стакан.
— Твое здоровье.
Грустная усмешка засветилась в глазах Родди.
— Каким же истым шотландцем ты становишься.
— Я всегда таким был. Во всяком случае, наполовину.
Родди с трудом вылез из кресла, сказав:
— Оливер не вернулся из Лондона.
— Вероятно, нет.
— Хотел бы я знать, почему.
— Не имею представления.
— Думаешь, он еще приедет?
— Тоже не имею представления. Я просто бросил Викторию на свою кровать, и тут же пришла Джесс и занялась ею. Завтра мы непременно все узнаем.
— Он все-таки странный человек, — задумчиво сказал Родди. — Конечно, умный. Может быть, немножко слишком умный. — Глаза их встретились у камина. — Слишком умный для этой юной девушки.
— Пожалуй, ты прав.
— И, тем не менее, у нее ведь ребенок.
— Могу сообщить тебе новость: Томас не ее ребенок.
Родди поднял брови.
— В самом деле? Ну, ты меня удивил. — Он покачал головой. — Мир полон сюрпризов.
— У меня заготовлено для тебя еще несколько сюрпризов.
— Да что ты!
— Ты хочешь их услышать?
— Ну, выкладывай.
— Ты мне сейчас сказал, что не хочешь идти спать. Так вот, если нам суждено сидеть здесь всю ночь, мы могли бы о многом поговорить.
— Хорошо, — сказал Родди и приготовился слушать. — Ну, говори.
15. СРЕДА
Джон Данбит, держа в руках поднос с завтраком, осторожно задом открыл дверь из кухни и направился через прихожую к лестнице и затем вверх по ступеням. На улице легкий ветерок, младший брат вчерашнего урагана, шевелил верхушки сосен и будоражил поверхность озера, покрывая ее рябью, но холодное красноватое солнце уже поднималось на бледно-голубом холодном небе, заглядывая в окна дома. Старый Лабрадор Родди даже нашел яркий солнечный ромб на полу возле камина и лениво растянулся в нем, наслаждаясь скудным теплом солнечных лучей.
Джон пересек лестничную площадку и осторожно, с трудом удерживая поднос в равновесии на одной руке, постучал в дверь собственной комнаты. За дверью послышался голос Виктории:
— Кто там?
— Коридорный, — сказал Джон и открыл дверь. — Я принес тебе завтрак.
Она была еще в постели, но уже сидела, и вид у нее был бодрый, вероятно, она проснулась какое-то время назад. Шторы были отдернуты, и первые слабые лучи солнца уже коснулись угла комода и окрасили золотом ковер.
— День обещает быть погожим, — сказал Джон и широким торжественным жестом опустил поднос ей на колени.
— Но мне не нужен завтрак в постель.
— Однако он уже прибыл. Как ты спала?
— Как будто меня напоили снотворным или наркотиком. Я как раз собиралась спуститься вниз. Дело в том, что я забыла завести часы, они остановились, и я даже не знаю, сколько сейчас времени.