Смысл тревоги

В настоящей главе мы попытаемся ответить на вопрос: что происходит с организмом в ситуации опасности? Мы рассмотрим этот вопрос с точки зрения биологии, нас будут интересовать не только ответные реакции на опасность, но и организм как биологическое целое в ситуации угрожающей опасности.

В течение двух последних десятилетий в сфере неврологии и физиологии было проведено много новых исследований, имеющих отношение к тревоге, но все эти исследования в значительной мере изолированы одно от другого. Действительно, ученые разработали более точные методы исследования, например, методы изучения эндокринных реакций. Каждое отдельное исследование — это кирпичик, из которого можно строить дом. Но где же проект дома? Иными словами, где же синтез, где объединение, где общая схема, в которой бы нашлось место для всех этих кирпичиков?[113]

Почти все ученые, исследующие тревогу, согласны в том, что нам нужна единая система, которая, если воспользоваться словами Фрейда, сказанными полвека назад, помогла бы «навести порядок и достичь более ясного понимания». Наши разнородные, изолированные друг от друга, узко специализированные знания значительно увеличились в объеме; но наше целостное понимание тревоги за эти годы вряд ли хоть немного продвинулось вперед. Пока нам все еще не удается найти одной общей схемы, куда вписывались бы все отдельные части.

Юджин Левитт, например, вспоминает о статье, появившейся в «Сайнтифик Манфли» в 1969 году. Ее автор, Феррис Питс, торжественно заявлял, что наконец-то открыта биохимическая основа тревоги — высокая концентрация лактата в крови. Тогда говорили о «перевороте в науке», подобным образом раз в четыре-пять лет появляется очередной «переворот» в представлениях о шизофрении. Затем «переворот» забывают, о нем упомянут еще лишь один раз — в некрологе. Левитт заключает: «Такие «перевороты» — это исследовательская работа мелкого масштаба, которую подают как самую глобальную работу»[114].

Подобные «открытия» часто обманывают, и это объяснимо, поскольку «причину» такого явления, как тревога, невозможно обнаружить, изучая отдельные неврологические или физиологические реакции. Тут необходима одна общая схема, которая включала бы в себя все различные подходы к проблеме. Невозможно понять неврологические или физиологические аспекты тревоги в отрыве от всего остального, если они не имеют отношения к вопросу: какие потребности стремится удовлетворить организм, сражаясь с окружающим миром? Под окружающим миром я подразумеваю не только физическую среду, но также и психологическую среду, и сеть психологических установок.

Это означает, что нейрофизиологические процессы должны занимать свое определенное место в иерархической системе организма. Адольф Мейер говорил о «подчиненном положении физиологии по отношению к интегративным функциям, в частности, к использованию символов»[115].

Это высказывание Мейера подтверждают многие эмпирические данные. Аарон Бэк утверждал, что «сами по себе ситуации стресса играют меньшую роль в формировании тревоги и физических нарушений, чем то, как человек воспринимает данные ситуации» [116]. Изучая тревогу у солдат, участвовавших во вьетнамской войне, трое исследователей, Барн, Роз и Мэсон, пришли к выводу, что на характер тревоги влияют не столько физиологические особенности в чистом виде, сколько «характерный стиль жизни» каждого солдата. Другими словами, то, как человек воспринимает угрожающую опасность, важнее самой опасности. Огромную роль в стиле жизни человека играет интегративная динамика. Мэсон говорит о том, что многие заболевания есть нарушение работы интегративных механизмов. С помощью этих интегративных механизмов человек символически интерпретирует ситуацию и оценивает степень опасности, которую она в себе несет.

Противопоставляя свой подход распространенным научным подходам биологов, разлагающим все на составные элементы, Мэсон утверждает: «Преимущества интегративного или целостного подхода… заключаются в том, что для понимания живого организма недостаточно понимать работу всех его отдельных компонентов. Уникальная и фундаментальная задача биологии состоит в том, чтобы понять, как все эти отдельные части тела и различные процессы участвуют в жизни единого целостного организма»[117].

Читая настоящую главу, следует помнить об этой цели. Мы должны спрашивать себя, как то или иное исследование вписывается в целостную картину, иначе мы попадем в те же ловушки, в которые попадают многие ученые, занимающиеся исследованиями физиологии и работы нервной системы.

Реакция испуга

Сначала мы рассмотрим защитную реакцию, которая, хотя ее и нельзя назвать проявлением страха или тревоги, является их предшественником. Это реакция испуга. Особое значение для нас имеют исследования реакции испуга, проведенные Лэндисом и Хантом, поскольку они проливают свет на порядок возникновения в организме защитной реакции, тревоги и страха[118] .

Если за спиной у человека внезапно раздается выстрел или на него воздействует еще какой-нибудь неожиданный и сильный стимул, человек быстро сгибается, резко вскидывает голову, моргает глазами. Все это и многое другое представляет собой «реакцию испуга» — примитивную врожденную реакцию, которая совершается непроизвольно. Именно она предшествует эмоциям страха и тревоги. Лэндис и Хант в своих исследованиях вызывали эту реакцию, используя пистолетный выстрел, и производили съемку, чтобы зафиксировать поведение человека в данный момент. Наиболее характерной чертой реакции испуга является сгибание тела, «что напоминает защитное поведение человека, «съежившегося» от холода»[119]. При реакции испуга человек всегда моргает, кроме того, шея обычно «вытягивается вперед, на лице появляется характерная мимика, плечи поднимаются и отводятся вперед, руки прижимаются к туловищу, сгибаются в локтях, ладони поворачиваются к туловищу, пальцы сжимаются, туловище движется вперед, сокращаются мышцы живота, сгибаются колени…. Эта базовая реакция не поддается контролю человека, она универсальна, она свойственна как неграм, так и белым, как детям, так и взрослым, а также приматам и некоторым высшим животным»[120]. Такая реакция, если рассматривать ее в неврологическом аспекте, подавляет высшие нервные центры, поскольку эти центры не способны столь быстро интегрировать полученные импульсы. Таким образом, можно сказать, что мы пугаемся прежде, чем узнаем, что же нам угрожает.

По своей сути эта реакция не является страхом или тревогой. «Лучше назвать испуг до- эмоциональной реакцией», — верно замечают Лэндис и Хант[121]. «Это мгновенная реакция на неожиданный интенсивный стимул, который требует от организма какого-то ответа, выходящего за рамки обычного. Она напоминает ответ на опасную ситуацию, но является мгновенной преходящей реакцией, намного более простой по своей организации и проявлениям, чем так называемые «эмоции»[122]. Эмоции в собственном смысле этого слова возникают после реакции испуга. Взрослые испытуемые в эксперименте Лэндиса и Ханта выражали такие вторичные поведенческие реакции (эмоции), как любопытство, раздражение и страх, уже после испуга. Исследователи полагают, что эти вторичные формы поведения являются «мостом между врожденными реакциями и появившимися в процессе обучения социально обусловленными и часто преднамеренными типами реакций»[123].

Представляет интерес и еще одно наблюдение, сделанное в этом исследовании: чем младше был ребенок, тем меньше вторичного поведения следовало за реакцией испуга. У ребенка в первые месяцы жизни за испугом следовало совсем немного вторичных реакций. «Наша работа, — пишут Лэндис и Хант, — показывает, что по мере взросления ребенок проявляет все больше вторичных поведенческих реакций… Плач, поведение типа «бегства», когда ребенок либо отворачивает голову от