Смысл тревоги

Недифференцированные и «размытые» реакции младенцев в ответ на опасность, — например, при падении или когда их не кормят, — также относятся к категории нормальной тревоги. Младенец, переживающий такие ситуации, еще слишком мал, так что интрапсихические процессы вытеснения и конфликтов, создающие невротическую тревогу, еще не могут работать. Кроме того, относительно беспомощный младенец, насколько мы способны его понять, может действительно бояться объективной опасности, угрожающей его существованию.

Нормальная тревога или, как называл ее Фрейд, «объективная тревога» свойственна людям на протяжении всей жизни. Признаками такой тревоги является общее беспокойство, настороженность, то, что человек оглядывается по сторонам, хотя на него никто не нападает. Ховард Лиделл (главы 3 и 4) говорил, что тревога сопровождает разум человека, как его тень. Это напоминает слова Лоренса Кьюби о том, что тревога есть мост от реакции испуга к разуму, появляющемуся на более поздних стадиях развития человека. По мнению Альфреда Адлера, цивилизация появилась потому, что человек обладал способностью осознавать свою неадекватность; последнее выражение также описывает состояние тревоги. Я привожу эти примеры для того, чтобы показать, сколь важную роль играет нормальная тревога в повседневной жизни.

Существование нормальной тревоги у взрослых людей нередко остается незамеченным, потому что это переживание обычно не столь интенсивно, как тревога невротическая. Кроме того, поскольку нормальную тревогу можно конструктивно преодолеть, она не проявляется в реакции «паники» или еще в каких-то ярких формах. Но не следует путать между собой количественные и качественные характеристики этой реакции. Интенсивность реакции позволяет нам отличить нормальную тревогу от невротической лишь в том случае, когда мы задаем себе вопрос, адекватна ли реакция объективной опасности. Каждый человек в процессе своей жизни в большей или меньшей степени сталкивается с опасностями, которые ставят под угрозу его существование или жизненно важные для существования ценности. Но в нормальных условиях человек может конструктивно использовать тревогу как «обучающий опыт» (в самом широком и в наиболее глубинном смысле слова), и это не препятствует нормальному развитию.

Одна распространенная форма тревоги связана с присутствием фактора случайности в человеческой жизни — с тем, что жизнь подвержена силам природы, что на нее влияют болезни, переутомление, что жизнь может прерваться в результате несчастного случая. Немецкие философы называли такую тревогу Urangst[389] или Angst der Kreatur, такую тревогу в наше время изучали Хорни и Маурер. Эта форма тревоги отличается от тревоги невротической, поскольку Urangst не предполагает враждебного отношения природы к человеку. Поэтому Urangst не запускает работу защитных механизмов, кроме тех случаев, когда ненадежность человеческого существования становится символом или фокальной точкой других внутренних конфликтов и проблем человека.

На практике достаточно трудно отличить нормальный компонент тревоги от невротического, когда речь идет, например, о смерти или о других случайных факторах, угрожающих человеческому существованию. У большинства людей присутствуют одновременно оба вида тревоги. Можно определенно сказать, что многие формы тревоги, связанной со страхом смерти, обладают невротическим характером, — например, сильная озабоченность смертью в периоды подростковой депрессии. В нашей культуре любые формы невротической тревоги — у подростков, пожилых людей и вообще в любом возрасте — могут концентрироваться вокруг факта неизбежной смерти, этого символа беспомощности и бессилия человека[390]. Невротическая тревога часто скрывается под видом нормальной тревоги по поводу фактора случайности в человеческой жизни, и не стоит оправдывать подобную рационализацию. Если в практической работе мы сталкиваемся с переживаниями по поводу возможной смерти, лучше сначала исходить из гипотезы, что подобная тревога содержит невротический компонент, и заняться его поиском. Но, проявляя интерес к невротическому компоненту переживания, не следует забывать о том, что смерть действительно возможна и что человек должен принять этот объективный факт, не отворачиваясь от него.

На этом этапе нам помогают поэты и писатели, которые, по выражению Софокла, «спокойно взирают на жизнь и видят все ее стороны». Они помогают скорректировать несколько ограниченный научный интерес, который направлен преимущественно на невротические формы поведения. Многочисленные поэты размышляли о смерти, и вряд ли разумно было бы на этом основании всех их объявить невротиками. Человек с поэтическим воображением может, например, как Паскаль, созерцать океан с высокого утеса и «думать о коротком отрезке моей жизни, который с двух сторон поглощается вечностью, о том крохотном пространстве, которое я занимаю или даже вижу, окруженном бесконечным множеством миров, которых я не знаю и которые не знают меня»; человек может задуматься о том, «почему я нахожусь тут, а не там… сейчас, а не тогда». Подобное чувство может наполнить человека ужасом, оно может заставить его отвернуться от океана или прервать размышление. И то, и другое — тревога, но первое чувство есть тревога нормальная, а второе — невротическая. С другой стороны, поэтическое ощущение бесконечности времени и пространства и краткости человеческой жизни (конечно, если этому чувству сопутствует мысль о том, что млекопитающее, называемое словом «человек», способно преодолеть свою недолговечность, поскольку, в отличие от других животных, знает о ней, поскольку человек может задавать вопросы), — это ощущение может увеличить ценность и осмысленность переживаний человека и его творческих возможностей — эстетических, научных или каких-то еще.

Нормальная тревога перед лицом смерти не обязательно влечет за собой депрессию или меланхолию. Как и любую другую форму нормальной тревоги, ее можно конструктивно использовать. Понимание того, что в конечном итоге нам предстоит разлука с людьми, усиливает желание укрепить свои связи с людьми сейчас. Нормальная тревога, сопутствующая мыслям о том, что рано или поздно мы не сможем больше действовать и творить, заставляет человека — как и сама смерть — ответственнее относиться к своему времени, делает текущий момент ярче и учит эффективнее пользоваться временем нашей жизни.

Другая распространенная форма нормальной тревоги связана с тем фактом, что каждый отдельный человек развивается в социальной среде, в окружении других людей. На примере ребенка ярче всего видно, что этот рост в контексте взаимоотношений с родителями предполагает постепенный разрыв связей, а это приводит к более или менее сильным кризисам и к стычкам с ближними. Среди прочих, об этом источнике тревоги писали Кьеркегор и Отто Ранк. По мнению Ранка, каждый опыт «отделения» от других сопровождается нормальной тревогой, и это происходит на протяжении всей человеческой жизни, — начиная от того момента, когда ребенка отделяют от матери, перерезая ему пуповину, и кончая отделением от человеческого существования в смерти. Если в процессе развития и роста человек успешно минует такие стадии, связанные с тревогой, это не только ведет его, как подростка или ребенка, к большей независимости, но и позволяет заново построить взаимоотношения с родителями или другими людьми на новом, более взрослом уровне. В этом случае также человек переживает нормальную, а не невротическую тревогу.

Во всех приведенных выше примерах, в которых была представлена нормальная тревога, можно было увидеть, что подобная тревога всегда адекватна объективной опасности. При этом не происходит вытеснения или формирования интрапсихического конфликта, и человек может справиться с тревогой конструктивно, используя свою смелость и свои способности, а не невротические защитные механизмы. Некоторые исследователи предпочитают называть ситуацию, в которой человек переживает нормальную тревогу, «ситуацией потенциальной тревоги». По их мнению, когда тревога не переполняет человека или когда переживание не слишком интенсивно, правильнее использовать термин «потенциальная». Это, быть может, разумно с педагогической точки зрения. Но, строго говоря, смысл переживания от этого не меняется, а лишь приобретает некоторую окраску: потенциальная тревога — это все равно тревога. Если человек осознает, что ситуация, в которой он оказался, может вызвать тревогу, значит он уже переживает тревогу; скорее всего, он предпримет какие-то шаги, чтобы ситуация не вызвала у него чрезмерно сильных переживаний или не привела бы к катастрофе.

Стоит подробнее поговорить о том, почему для понимания невротической тревоги так важен ее субъективный аспект. Если рассматривать проблему тревоги только с объективной точки зрения — то есть