самиздания, от «Немировского Вестника» до «Большой Тюменской Энциклопедии».
Так вот: главная проблема самиздатских изданий при советской власти была — картинки.
Главным орудием самиздата была печатная машинка, «Эрика», «Ивица», «Ятрань», «Роботрон»», и так далее.
Картинок печатная машинка не воспроизводит.
Ксерокопировальные машины существовали и даже были почти в каждой крупной советской конторе, типа строительного треста, но самиздатчикам были обычно недоступны.
Компьютеры-сканеры-принтеры еще десять лет назад — задумайся над этим, читатель! — были исключительно аксессуарами научно-фантастических сочинений, а никак не реально существующими предметами из реально протекающей (да еще и бытовой) жизни. В сущности, еще пять лет назад! — я, например, компьютером обзавелся летом 1995 года, и знакомые и приятели меня с одной стороны, за это уважали, а с другой — считали немного помешанным на новых технологиях почти что киберпанком. (Компьютер этот был машиной с 286-м процессором, жесткий диск — 40 мегабайт, а поскольку он был куплен подержанный и диск был полуубитый, на нем работало 13 мегабайт — и мне хватало)
А хотелось делать самиздания — с картинками.
(То есть, речь идет, конечно, не о политическом самиздате, а о литературно-художественном).
Причем, хотелось делать это не в одном экземпляре, а именно осуществлять
Хотя бы в количестве нескольких экземпляров — но больше одного. Ибо в одном экземпляре — это еще просто рукопись, а не ее публикация посредством самиздата.
Конечно, можно было тиражировать картинки фотоспособом, а потом вклеивать их в машинописный текст от руки, но как-то оно хлопотно.
Да и вообще, как-то оно —
Да и ни фотографировать я не умею, ни фотопринадлежностями не обладаю, а начинать учиться всему этому —
И вот — при чем здесь А.С.Тер-Оганян?
А вот при чем: я осенью 1988 с ним эту проблему обсуждал — он тут же придумал, как ее разрешить.
Как делать самиздатский журнал
а) регулярный
б) тиражируемый
в) с картинками, да еще и с цветными.
Идея была такова: нужно было взять настоящий заграничный цветной журнал с картинками — «Пари Матч», например; при помощи ватки, смоченной ацетоном, стереть с его страниц тексты (а ацетон, или любой пятновыводитель, отлично стирает с бумаги типографскую краску) — но оставить картинки. И на освободившиеся места впечатать на машинке собственные тексты, посвященные жизни безумцев города Тюмени. При этом, конечно, стараться как-либо соединять эти тюменские тексты с французскими картинками. Находить обоснования, почему этот текст проиллюстрирован именно этим вот материалом.
«Пари Матч» в те времена в советских киосках не продавался?
Тоже верно, я и позабыл.
Но продавался зато венгерский журнал о кино, названия которого, правда, воспроизвести не смогу, — уж очень венгерский язык заковырист; продавались югославские какие-то журналы с цветными картинками; были и другие такие издания, из которых —
Смысл этого проекта был еще вот в чем.
Это была интересная формально-литературная задача: как все-таки суметь так извернуться, что все- таки каким-либо образом присоединить к уже имеющимся картинкам — ничего общего, естественно, не имеющим с тюменской жизнью — именно тюменское содержание.
То есть, перекинуть мосты, соединяющие два совершенно разных смысловых ряда; да еще при том, что и внутри себя эти смысловые ряды тоже до крайней степени разнородны.
Ничего из этого не вышло: настали времена сплошного дефицита всего, и ни ацетона, ни пятновыводителя в ближайших трех магазинах не оказалось — а там и сам Немиров М. к этой затее охладел. Не до того стало.
А потом появились и вышеуказанные ксероксы, и компьютеры, и сканеры, и мысль стала неактуальной.
Хотя, если подумать…
Может быть, именно теперь-то, когда —, оно и как раз —?
В смысле, когда уже не по крайней нужде, а просто ради чистого искусства?
Подумать над этим.
Париж
1994, лето
Был А.С. Тер-Оганян в этой Мекке (ну, правда, уже бывшей) мирового контемпорари арта, все лето 1994 там провел, осуществляя изготовление своего произведения «Художник и его модель», и затем выставляя его.
***
Из рассказов А.С. Тер-Оганяна о французской жизни, вот его рассказ о том, что там люди пьют и почем. Крепкие напитки, согласно Оганяну во Франции — любые крепкие: абсент, коньяк, виски, водка, джин и проч. — очень дороги. Поэтому пил там Оганян вино, причем, конечно, самое дешевое из всех, — то, которое там продается в пятилитровых канистрах и стоит около доллара за литр.
Местные деятели искусств этому ужасались и Оганяна предупреждали: это очень опасное вино, его нельзя пить больше восьми дней подряд. Тот, кто пил такое вино восемь дней, если он его выпьет и на девятый, то немедленно сойдет с ума.
Авдюша относился к их словам скептически, но, на всякий случай, действительно, более восьми дней подряд его не пил.
То есть, он восемь дней пил его, а потом делал перерыв — один день пил что-нибудь другое.
Ну, а затем пил опять его.
***
Но от совсем уж пьянства по-московски он все-таки старался воздерживаться: пребывание его во Франции было слишком ответственным для него делом, нужно было показать себя с наилучших сторон. И лишь когда все дела были сделаны, выставка закончилась, картины распроданы, до отлета в Москву оставалось три дня, и билеты были уже на руках, лишь тогда он позволил себе расслабиться.
И вот он приходит в себя и видит: вокруг серый рассветный сумрак, пустырь, на котором он спал, неизвестно как здесь очутившись, громады многоэтажек, свойственные окраинам мегалополисов. Кое-как поднявшись, ковыляя, он подходит к стоящему на обочине дороги грузовику и начинает на ломаном английском выпытывать дремлющего в кабине водителя, как ему добраться до Монмартра.
Водитель долго с недоумением его слушает, потом спрашивает на чистом русском языке:
— Мужик, тебе чего надо?
— Ты русский? — с восторгом кричит Оганян. — И я русский! Ты откуда?
— Из Курска, — отвечает водила.
