признавать первосвященником — Римского Папу или константинопольского патриарха. И тот и другой являлись первыми епископами, только патриарх — на Востоке, а папа — на Западе. Решив вопрос для вящей конспирации в пользу патриарха, Никифор поведал воинам о десяти Христовых заповедях, научил нескольким молитвам, ну, и ближе к ночи принялся рассказывать историю живни Бога-Сына. Дошел уже до Его странствований по Святой земле, когда вдруг услыхал храп — все воины давно уже спали, кроме отрока Ждана, тот до утра должен был нести стражу, и желтолицей девушки Ирсы, телохранительницы Ирландца. Вообще, эта Ирса была не совсем обычной девушкой: явно из хазарских краев, с самого детства она была тренирована для убийств — поджарое тело, маленькая грудь, движения то стремительные, то мягкие, словно у рыси, и такие же рысьи глаза — чуть вытянутые к вискам, серовато-зеленые. Круглое лицо Ирсы, в общем-то, выглядело довольно приятным. Подумав так, Никифор тут же устыдился своих мыслей.
— Ты говоришь, Христос велел возлюбить своих врагов? — недоверчиво переспросила Ирса.
— Да, именно так.
— Какой же это Бог? Боги должны быть сильными, мстительными, страшными. Только тогда их будут уважать, бояться! — убежденно произнесла девушка.
— Ты думаешь, уважение и страх — это одно и то же? Вот взять твоего господина, Конхобара Ирландца. Ты его уважаешь?
— О да!
— И боишься?
— Ну… немного. — Ирса вдруг улыбнулась, и чуть смущенная улыбка ее словно бы осветила лицо. — Нельзя же вообще без страха. Ведь верно, Ждан? Она обернулась к отроку: — Эй, парень. Не спи!
— А? Что? — встрепенулся Ждан. — Я и не спал. Задумался только… Ты посмотри, Ирса, какие красивые храмы у распятого Бога, этого самого Христа. Куда как красивее и богаче наших капищ. Значит, и впрямь Христос — великий Бог, хоть и позволил себя распять!
— Я бы ни за что не позволила, — фыркнула Ирса.
Никифор бросил на нее строгий взгляд.
— Не кощунствуй, Господь наш искупил своей смертью грехи людские. Он умер за тебя, за меня, за всех нас. Умер — воскрес.
— А, ну, если воскрес, тогда конечно, — важно кивнул Ждан. — А то я уж думал — Он совсем умер.
Никифор мысленно плюнул. Поистине, с этими людьми нужно иметь ангельское терпение. Впрочем, они не так уж и плохи, жаль, что закоренелые язычники, хотя, может быть, когда-нибудь… кто знает…
Утром, оставив «братию» в обители, Хельги, Ирландец и Никифор двинулись к ипподрому — возникли уже планы насчет этого места. Нет, выиграть денег они не надеялись, да и не было сегодня бегов. Другие были задачи у разоренных городской канцелярией «компаньонов».
Шли долго — мимо церкви Апостолов, сквозь просторную Амастридскую площадь, по главным улицам, вымощенным мраморными плитами, мимо украшенных прекрасными статуями и портиками общественных зданий — магистратов, библиотек, терм. Да, это был Город! Богатый и красивый, убогий и грязный, полный огромных толп народа, он словно бы придавил провинциалов своим величием, восходящим к глубинам веков. Бывшая греческая колония Византии, блистательная столица Восточной империи Константина Великого, град Юстиниана, Вечный — поистине Вечный — город. То и дело по улицам проходили отряды хорошо вооруженных воинов в панцирях и блестящих шлемах, двигались возы с каменными ядрами для катапульт и припасами. А в общем-то, если бы не это, не очень-то похоже было, что город подвергался осаде. Все так же беспечно веселили народ жонглеры и мимы, все так же деловито сновала мелкая чиновная мелочь, присматриваясь, с кого б поживиться взяткой, все так же в тени портиков спорили друг с другом молодые бездельники.
«Компаньоны» остановились на просторной площади в виду ипподрома — форума Константина. По сторонам его отбрасывали тень портики из белого мрамора, слева от ипподрома высился храм с крестом на крыше — церковь Святой Ирины, за ней виднелся императорский дворец и огромный купол Святой Софии — собора, прекраснейшего из творений людских, выстроенного три века назад по приказу императора Юстиниана. Собравшиеся на форуме Константина люди азартно спорили между собой, разбившись на небольшие группы. Праздно шатающиеся зеваки, послушав одну группу, вскоре переходили к другой, потом — к следующим, делая большой круг, вновь возвращались к прежней. Движение, таким образом, было почти беспрерывным. «Компаньоны» тоже окунулись в этот водоворот, доверив роль провожатого Никифору — у него было больше знаний, для того чтобы отыскать нужных спорщиков.
— Сказано — кто желает быть принятым в число табулляриев, тот должен быть избран голосованием и подвергнут испытанию, иначе как же определить, обладает ли он необходимыми познаниями в праве? — важно поставив ногу на ступеньку портика, разорялся какой-то молодой щеголь в расшитом золотыми цветами таларе и мантии из невесомой паволоки. — К тому же необходимо знать, владеет ли он искусством письма в должной мере? Не болтлив ли? Не заносчив? А прошел ли все эти испытания Анемподист из Каллипога? Нет. Нет и нет! А ведь профессия нотариуса требует недюжинных познаний. И хочу вам напомнить, уважаемые: если кто-либо будет уличен в том, что при приеме в корпорацию обошел требуемые законом условия и постановления, то несут ответственность так же и те, кто за него свидетельствовал! И кто же свидетельствовал за Анемподиста?
— Идем дальше. — Никифор потянул за рукав Ирландца. — Здесь дискутируют законники- крючкотворы, а я в этом не очень силен.
У портика рядом спорили о красоте, чуть дальше — о небесных сферах. Никифор некоторое время постоял, прислушиваясь, потом махнул рукою. Так они и ходили до полудня, пока наконец не нашли то, что искали. Молодой монах в коричневой рясе, с некрасивым лицом фанатика, резко критиковал религиозную политику базилевсов, причем сразу обоих — нынешнего, Василия Македонца, и убитого им Михаила Исавра. Критиковал за отход от иконоборчества и делал это умело и вполне искренне.
— Скажите, зачем было давать монастырям возможность стяжать несметные богатства? Разве Христос был богат и не странствовал в бедности? Разве ж у святого апостола Павла была разукрашенная золотом повозка, на какой ездит настоятель обители святого апостола? Разве вообще нужны монастыри и монахи?
— Да ты еретик! — выкрикнули из толпы. — Хватайте его!
— Нет, пусть говорит, — закричали остальные. — Эй, что скажешь насчет икон, парень?
— Совсем не нужны эти раскрашенные доски! — заметно приободрился оратор.
— Стой! — Хельги не успел и глазом моргнуть, как рядом с некрасивым монахом оказался Никифор. — Дозвольте и мне молвить слово, ромеи!
— Говори, говори, послушаем!
Монах незаметно исчез за колоннами портика.
— Тут было нехорошо сказано об иконах, — усмехнувшись, заговорил Никифор. — Но если так ставить вопрос, можно спросить — зачем благолепие храмов, зачем золотая утварь, зачем… — Он неожиданно указал рукою на блистающий не так далеко купол: — Зачем тогда Святая София?
Слушатели глухо зароптали.
— И вправду, зачем? — весело подначил кто-то.
— Сейчас отвечу зачем, — улыбнулся Никифор. — Совсем недавно я беседовал с двумя варварами, язычниками, как вы и подумали. Они были настолько покорены внутренним убранством одного из провинциальных храмов, что забыли своих мерзких идолищ и почти повернулись к Христу. А что было бы, спрашиваю я вас, если б эти закоренелые в своем неверии варвары посетили Святую Софию?!
Толпа бурно выражала восторг. Едва Никифор спустился вниз со ступеней, как его место тут же занял новый вития. А к Никифору подошел неприметный человечек, монах в черной рясе.
— Твои слова восхитили меня, неизвестный друг, — молвил он с улыбкой, глаза же при этом оставались внимательными и серьезными. — Позволь же узнать, кто ты и откуда?
— Я и мои друзья из Каппадоккии. — Никифор жестом представил Хельги с Ирландцем. — Мы скромные иноки, держим путь в Иерусалим, поклониться гробу Господню.
— Истинный путь для христианина! Но и трудный, ведь вся Святая земля ныне в руках сарацин, поклонников Магомета.
