– У нас вкусы не совпадают, – с достоинством отвечала Эмилия, – такой узкий утиральник вроде вашего Дона или такого плейбоя, как синьор Хеннинг, я не желаю.
– Выбирать будешь сама. А я дам объявление в газету: «Требуется моложавый пенсионер для садовых работ», ты будешь на них смотреть, а потом наймем того, который тебе понравится.
Эмилия от души рассмеялась:
– А вдруг мне ни один не понравится?
– Тогда никого и не наймем.
Кора загорелась и, не откладывая дела в долгий ящик, принялась названивать в газету, чтобы разместить там объявление. В ближайшие три дня нам позвонили трое мужчин, а четвертый попросил позвонить свое доверенное лицо. Мы всех их с перерывом в один час пригласили в воскресенье на нашу розовую виллу.
У Коры был план до поры до времени никому из кандидатов не отказывать и никого не нанимать. Для начала их следовало сфотографировать и понаблюдать за ними, после чего мы собирались наиподробнейшим образом взвесить все «за» и «против».
– Нельзя же безо всякой причины фотографировать садовника, – забеспокоилась Эмилия.
– А я лично считаю, что человек на этой должности должен любить детей и домашних животных, – заявила я, – а поэтому ради пробы посажу на колени соискателю Белу и Пиппо. После чего Кора должна в полном восторге воскликнуть: «Боже мой! Какой превосходный кадр!» – и схватить как бы по чистой случайности оказавшийся рядом фотоаппарат.
– Со смеху помрешь! – сказала Кора. – Впрочем, я не возражаю.
Первый из явившихся по объявлению тотчас извлек из кармана дощечку. «У меня нарушения речи, но понимать вас я могу», – прочли мы на ней. Не считая этого недостатка, он был вполне приятный немолодой мужчина, сильный и доброжелательный. Из ушей у него торчали черные пучки волос, а сам он чем-то напоминал пасхального зайца не первой молодости. Делая снимок, мы, конечно же, не стали смеяться, не то он бы отнес наш смех на счет своего недостатка. Едва он ушел, мы спросили у Эмилии:
– Хочешь ли ты иметь друга, рядом с которым ты сможешь болтать без умолку, а он в ответ будет лишь молча улыбаться?
Эмилия покачала головой.
– Когда мужчина не в состоянии тебе перечить, это имеет и свои преимущества. Хотя, с другой стороны, все предложения должны исходить от меня, стало быть, ухаживать за мной он не сможет.
– Давайте посмотрим, какие еще придут. Очередной дедушка должен появиться с минуты на минуту.
Но очередной оказался до того несимпатичным, что и фотографировать его не имело никакого смысла. Грязный, неухоженный, зубы гнилые и к тому же задавала. Мне даже не захотелось сажать Белу к нему на колени. Вот и Эмилия подала знак, что этому типу надо отказать немедленно, что Кора и осуществила весьма искусно.
– Ушел, слава Богу, – сказала Эмилия, – да я бы и собаку свою ему не доверила.
Следом пришел бывший матрос, который ходил вразвалочку. Он честно признался, что очень мало смыслит в садоводстве, но охотно этим займется. Без всяких околичностей завел речь о своих поистине ужасающих похождениях и при этом подмигивал Эмилии. И хотя этот тип был вполне интересный собеседник, нашего одобрения он не добился.
А вот последний и впрямь оказался страстным садовником. Он просмотрел все наши деревья и заявил, что яблоню надо безотлагательно подрезать, прогнившую вишню вообще срубить. При этом у него не было ни малейших сомнений, что его тотчас примут на работу.
Когда мы наконец остались одни, Эмилия сказала:
– Лично я хочу немого.
– Это почему же?
– А потому что он, пожалуй, единственный, в кого я могла бы влюбиться. О номере втором и речи быть не может, двое остальных меня не интересуют.
– О'кей! – сказала я. – Завтра же его наймут. А до тех пор я буду за тебя молиться.
Я познакомилась с одной девушкой, которая водила экскурсии, теперь же надумала выйти замуж и отказаться от места. Если меня лично интересует ее место, сказала она, я вполне могу потихоньку включаться. Задание выглядело следующим образом: на автобусе заезжать в гостиницу за туристами из Германии и в процессе трехчасовой экскурсии – во время поездки и на многочисленных остановках для съемок – дать группе краткое представление о городе, его истории и об искусстве. Кое-что придется выучить наизусть, надо быть готовой к тому, что некоторые вопросы будут повторяться снова и снова, и при всяком удобном случае уснащать свой текст пикантными и цветистыми анекдотами. Я тотчас начала готовить себя к роли экскурсовода с искусствоведческим уклоном. Моя наставница подавала мне идеи: «Всякий раз в группе неизбежно окажется ученый-зануда, который даже при виде общественного туалета непременно спросит, в каком году он построен. Против этого есть лишь одно средство: с видом высокомерного превосходства ответить, что предположительно это произошло в ноябре 1935-го, когда все гигиенические заведения подобного рода либо ремонтировали, либо воздвигали заново, пусть даже все это будет напоминать бред сивой кобылы. Когда экскурсовод говорит убедительно и строго, те, кто любит что-то изображать из себя, сразу прикусывают язык. Но попадаются и достаточно образованные экскурсанты, которые знают намного больше, чем мы с тобой, вместе взятые. В этом случае надо захлопать ресницами и нежнейшим голоском пролепетать: «О точных датах нет пока единого мнения. Вот лично вы к какой из дат склоняетесь?» Мне показалась весьма приятной идея увлечь как воображал, так и фанов от искусства на гололед, за всем этим угадывалось идеальное место работы, которое оставит мне время и для других дел. Позднее в туристический сезон я весьма недурно зарабатывала.
Мы все были при деле и потому весьма довольны жизнью. Кора рисовала, я училась, а Эмилия проникалась любовью.
Как выяснилось позднее, немой садовник вовсе не был немым в полном смысле этого слова. Он был просто заика, в непривычных ситуациях и особенно среди незнакомых людей ради самозащиты предпочитал доставать дощечку с надписью. Когда же он осваивался в непривычном окружении и испытывал доверие к новым знакомым, то начинал осторожненько так заикаться. Эмилия скоро поняла, что в данном случае надо относиться к человеку очень бережно и отнюдь не командовать.
Она рассказывала ему о себе, а сама; не проявляя нетерпения и удивления, внимала его заикающимся ответам. Мы растроганно наблюдали, как оба усаживаются рядышком, смеются над выходками Белы и Пиппо и тем самым сближаются потихоньку и полегоньку.
– Здорово получается, – говорила Кора, – по помяни мое слово: так скоро, как это бы сделали мы, они в постель не залезут, если вообще залезут.
Иногда я пыталась расспрашивать Эмилию:
– Скажи, а Марио всегда заикается?
– Нет, только когда разговаривает, – отвечала та.
За несколько недель до Рождества позвонили родители Коры. Они надеялись, что мы в самом непродолжительном времени приедем к ним, чтобы отметить настоящее немецкое Рождество с жареным гусем и елкой. Фридрих, разумеется, тоже будет.
– Нет, – ответила Кора.
Вот и Йонас как-то неуверенно дал о себе знать с аналогичным приглашением на праздник любви. Мы перегрызлись прямо по телефону. Он-де прощает мне измену, сказал Йонас, но его кротость довела меня до белого каления.
– Господи, да не изображай ты из себя мученика, это с каждым может случиться, и с тобой тоже.
– Со мной не может, – произнес Йонас.
Кора, которой я передала содержание нашего разговора, сказала:
– Знаешь, я вроде бы даже не прочь пригласить все семейство – отца, мать, Фреда, Йонаса, – чтобы потом на глазах у всех собравшихся совратить твоего верного муженька. Спорим, что мне это удастся.
Нечего зря спорить. И так никто не сомневается. Но стоит ли затевать такую возню?
– Вот уж не знаю, – ответила Кора, – может, так оно и лучше, наш покой никто не нарушит и мы отпразднуем флорентийское Рождество на свой лад. Игры в совращение на сей раз лучше передоверить
