– С блошиного рынка, – с полным присутствием духа сказала Кора, и снова возобновился общий разговор.
Детлеф самым бессовестным образом глядел на меня в упор.
– Мой дядя – охранник в музее, – многозначительно сказал он.
К сожалению, я не такая закаленная, как Кора. Я покраснела и спросила робким голосом:
– А в чем дело?
– Ты знаешь, в чем дело, я знаю, в чем дело, а про династию Сун поговорим в другой раз.
После этих слов он умял почти всю икру. Кора вынесла блюдо на кухню, ополоснула и поставила в мой платяной шкаф. Со своим безошибочным инстинктом она услышала самое важное, не переставая при этом умело кокетничать с Карло. Я просто восхищалась ею. Не будь здесь Коры, я, наверное, убежала бы к себе в комнату.
Наконец Кора внесла охлажденное шампанское, заставила моего брата открыть бутылку и протянула мне первый бокал. Я выпила, рыгнула, все засмеялись, и в полном отчаянии я тотчас выпила второй бокал.
Минут через десять на меня нашел разговорный стих, я даже собиралась запеть, но Карло меня притормозил. Когда гости начали собираться домой, потому что с минуты на минуту должна была прийти моя мать, Карло тоже встал, чтобы проводить Кору. Я почувствовала себя уязвленной, я твердо рассчитывала, что Кора останется у нас, и мы втроем убрали бы со стола. А теперь вся уборка досталась мне…
У дверей Детлеф сказал:
– До скорого.
Это прозвучало угрожающе.
А потом я осталась одна-одинешенька со своими страхами и грязной посудой.
Вернувшись домой, мать настежь распахнула окна, заподозрив меня в том, что это я так накурила. При этом она даже не заметила, что на ковре валяются икринки, а вся комната пропитана запахами воды для бритья и вина. Я сослалась на головную боль, уползла к себе. И хотя я ловила каждый звук, мне так и не удалось услышать, когда вернулся домой Карло.
В воскресенье, даже не позавтракав, я отправилась к Коре. Мать уже покатила на велосипеде в свою богадельню. Брат еще спал. В ярости я засыпала в его пакетик с какао две столовые ложки соли, потому что, едва проснувшись, он доставал из шкафа именно какао.
Кора была еще в ночной сорочке (бабушкино наследство, из тонкого полотна и старинных кружев) и пила крепкий кофе прямо в постели. Она приняла меня, как княгиня, за утренним туалетом. Родители ее собирались погулять и на выходе буквально вручили мне дверную ручку.
– Наша дочь еще в постели, – сказал господин профессор, – сурок, да и только.
Кора знала, что я непременно заведу речь о своем отце.
– Нам нужны деньги, – сказала она, – тогда сразу поедем к нему и разберемся во всем на месте.
Мне это показалось совершенно невероятным.
– Во-первых, я никуда не могу уехать, не сказав матери, а во-вторых, я не могу ограбить банк.
Кора хмыкнула:
– Ах, Майя, все это можно уладить. Вы куда собирались в этом году на каникулы?
На глаза мои навернулись слезы.
Вот уже много лет мы никуда не ездили, потому что не было денег. Когда мы с Карло еще были маленькими, нас порой возили в Бонн к брату матери. От нашего дедушки дядя Пауль унаследовал лавку писчебумажных товаров и превратил ее в процветающий магазин компьютеров. Без его регулярных переводов на одно жалованье матери мы вообще не могли бы прожить. Но туда я больше не хотела, все это выливалось в сплошное унижение. Кузина навевала на меня смертную скуку. Тетка пыталась всякий раз купить для меня что-нибудь практичное, такое, чего я совсем не желала носить.
Кора внимательно все выслушала.
– Ну и роскошно, – заключила она, – я, правда, должна на две недели уехать с родителями в Тоскану, но это перед самым началом занятий. А до того у нас еще куча времени. К счастью, у меня есть родня в Гамбурге. Думаю, мать не станет возражать, чтобы я пригласила тебя. А вообще-то оба они работают, и дядя, и тетя, так что им совершенно наплевать, где мы будем проводить свои дни, в музее или в постели.
– Любек оттуда недалеко. Можно будет сразу же поехать дальше.
– Ну нет, – возразила Корнелия, – это было бы очень неосторожно. Поживешь со мной в Гамбурге, а потом мы вместе отправимся к твоему царственному папа.
Кору весьма интересовал мой таинственный отец, я же предпочла бы для начала встретиться с ним один на один. Вот почему я промолчала.
– Проблема вторая – капуста. И тут у меня есть план, – продолжала Кора. – Поездку оплатят мои родители, за тебя, разумеется, тоже. Но нам требуется сверх того какая-то сумма для голодающего живописца.
Ирония Коры мне не понравилась, но я промолчала, дожидаясь дальнейших предложений с ее стороны.
– Недавно я читала в газете, что один обманщик ежедневно искал объявления о смерти, – пояснила Кора. – Спустя недели две после смерти какого-нибудь дедушки он звонил в двери вдовы и сообщал, что покойный не оплатил изрядный счетец. А когда после этого бабуля интересовалась, что же это за счет такой, доставал из кармана квитанцию заказа и вполголоса сообщал, что покойник заказывал порнографические издания. Все бабушки бледнели при этом сообщении и немедля платили наличными, чтобы ничто и никогда не напоминало больше о скандале.
– Какая подлость, – рассмеялась я, – но ведь не думаешь же ты всерьез добывать деньги таким манером? Вдобавок мы хоть и могли бы накраситься, чтобы выглядеть постарше, но за распространительниц порножурналов нас все равно никто не примет.
Кора просто зашлась от смеха.
– Да об этом я даже и не думала, слоненочек мой. Просто эта история навела меня на отличную мысль. Ты только послушай: отец у меня неслыханно образованный, но в такой же мере рассеянный, как и положено человеку его уровня. Само собой, он как-то забыл прийти на похороны одного коллеги или на худой конец послать соболезнования. Мать напомнила ему о похоронах, когда было слишком поздно, а его черный костюм и вообще находился в чистке. Ну, короче говоря, всех просили не присылать венки, а присылать небольшие пожертвования. Представляешь себе – для Объединения любителей верховой езды и транспорта, как будто у них и без того денег не хватает! Отец запустил руку в бумажник, набросал несколько неискренних слов и отправил меня в дом усопшего. Поскольку в конверте были деньги, я должна была вручить его лично.
– А ты не вручила?
– Да ты что! Мне открыла какая-то старушка и даже предложила чаю. Все остальные были уже на кладбище, а я осталась наедине с письменным столом, а на столе – конверты с пожертвованиями, но как девочка из хорошей семьи я не стала их открывать.
Я пришла в восторг.
– А разве можно красть деньги у покойника?
– Это деньги не покойника, и толку ему от них никакого. Мы можем участвовать в похоронах, когда хоронят совершенно незнакомых людей, ну конечно, богатых. Когда в газетах пишут, что собирают деньги на Amnesty International[2] или SOS-деревню для детей, этих мы не тронем. Но на гольф– или яхт-клуб – тут бы я и раздумывать не стала. Неужели ты не понимаешь, что твоему отцу эти деньги нужнее?
Я кивнула, хотя сама по себе идея не доставила мне никакой радости. Украсть губную помаду – это своего рода спорт. Если говорить о фарфоровом блюде, то я лишь задним числом осознала, что натворила. Я даже слегка в этом раскаивалась. С другой стороны, я полюбила это блюдо. А тысячи музейных посетителей обратили бы на него так же мало внимания, как и моя мать. В конце концов, я проявила себя истинным знатоком и тем самым, возможно, приобрела моральное право на владение этим блюдом. Но воровать деньги – это уже, на мой взгляд, отдавало уголовщиной, и даже мысль, что ты ведешь себя как истинный Робин Гуд, не могла смягчить укоры совести.
