Песня оборвалась, но тот же самый голос, ставший громче оттого, что его обладатель приблизился к дому, угрожающе заорал:
— Спишь, интеллигент проклятый? Закупорился на все замки, профессор кислых щей!.. А вот я тебя сейчас потревожу, и ты у меня выйдешь для серьезного разговора… — И камень с грохотом ударил в ставню. Жалобно тренькнуло стекло.
— Вот видишь, какая красноречивая иллюстрация к нашему спору, — промолвил Александр Сергеевич и усмехнулся. — И это далеко не в первый раз.
Павел внезапно поднялся и стал медленно расправлять складки под широким армейским ремнем на кавалерийской гимнастерке.
— Зато в последний, — сказал он зловеще. Щеки его стали бурыми от гнева.
— Этого алкоголика вся окраина знает, — горько пояснил Александр Сергеевич. — Его кличка Упырь. Постой, ты куда?
— Поговорить с ним минуту, — тихо ответил Павел, отодвигая стул.
— Не надо, — взмолился Александр Сергеевич, — он покуражится и уйдет. А то, не дай бог, камнем в тебя запустит или ножом пырнет.
— Я ему пырну, — проговорил Павел и вышел в коридор. Рывком сбросив железную цепочку и засов, он появился в проеме открытой двери, негромко позвал:
— Ну, где ты там? Подходи.
Из мрака выросла шатающаяся фигура.
— Это я, что ли, вонючая интеллигенция? — в ярости спросил Павел.
— А кто ж еще, — ответил пьяный. — Не я же! Я — рабочий класс, а ты вонючая интеллигенция.
— Ах ты, падалъ проклятая! — вскипел Павел. — Еще смеешь себя рабочим классом называть, гнида!..
Левой рукой он схватил кричавшего за волосы, пригнул его голову к порогу и тут же ребром правой сильно ударил по шее.
— Пусти… — захныкал пьяный.
— Если хоть раз посмеешь взяться за камень, душу из тебя выпотрошу!
Пьяный рухнул на колени, завыл. Павел, оттащив его от порога, потребовал:
— Извиняйся немедленно, иначе до полусмерти изобью и еще в милицию отправлю.
— Я… я… извините, — захныкал пьяный и скрылся во тьме.
— Не надо было тебе с этой дрянью связываться, Павлик, — вздохнул Александр Сергеевич, вышедший следом за братом на улицу. Он еще пойдет…
Павел расхохотался и похлопал брата по плечу, разряжая накопившуюся ярость.
— Никуда он не пойдет, Сашенька. А если и пойдет, то здесь же, на Аксайской, общественно- показательный процесс проведем и в такие тартарары за хулиганство упрячем, что ему и не снилось.
— Ну вот в тебе и заговорил новоиспеченный городничий, — развел руками Александр Сергеевич.
— А куда же деться, — вздохнул старший брат. Мальчишки и Надежда Яковлевна с восторгом смотрели на него. Александр Сергеевич с чувством восхищения, смешанного с завистью, думал о том, сколько нерастраченных сил бушует в здоровом теле брата. «Слава богу, что хоть он не унаследовал от покойной матушки бронхиальную астму».
Они вошли в дом, снова сели за стол. Окончательно успокоившись, Павел взял рюмку за тонкую ножку и, сдаваясь, сказал:
— Вот видишь, Саша, выходит, не я, а ты был прав. Слишком еще рано пить за счастливую жизнь, если рядом с тобой существуют такие типы, как этот. Но что поделать, все-таки властушка наша Советская выдержала поход четырнадцати держав. Уж как-нибудь справится она с такими мелкими дебоширами. Силы для этого ни у кого занимать не надо. Давайте лучше за мое назначение выпьем, если не возражаете, разумеется.
— Давай, брат, — сказал несколько расстроенный Александр Сергеевич.
После ужина дети ушли в свою комнату, Надежда Яковлевна на кухню, а братья, как обычно, уединились в кабинете. Павел провел пальцем по разноцветным корешкам книг одинакового формата, стоявших на библиотечной полке. Его заинтересовали незнакомые, не по-русски тисненные золотые надписи. Сдувая с пальца пыль, спросил:
— Что это у тебя?
— Это? — Александр Сергеевич близоруко сощурился, потянулся вдруг за пенсне, но не взял его со стола. — Это все, Павлик, иностранные словари, понимаешь ли.
Глаза у гостя расширились от удивления.
— Да ну! — воскликнул он обескураженно. — Неужто ты теперь столько чужих языков знаешь?
— Что ты, что ты, — замахал Александр Сергеевич руками. — Если разобраться, так толком ни одного. Разве вот древнегреческий чуть больше. А немецкий, французский, английский совсем слабо.
— Зачем же тебе древнегреческий? Ведь всякие Александры Македонские да Диогены отговорили на нем, и баста. А нам надо теперь современные иностранные языки изучать, чтобы единство свое крепить с рабочим классом других стран на тот случай, если мировая революция закипит.
Александр Сергеевич медленно потянулся к стоявшей на столе раскрытой пачке астматола, насыпал на блюдце с порхающими ангелочками горстку порошка и поджег. Синий дымок возник в комнате, набился неприятным запахом в ноздри Павлу, который невесело про себя подумал: «И как он только курит, бедняга, такую дрянь! Что только проклятая болезнь не заставит делать…»
Александр Сергеевич усмехнулся:
— А ты уверен, что она произойдет?
— Еще бы! — горячо воскликнул Павел.
— А я нет, — сухо возразил Александр Сергеевич, и они пристально посмотрели друг на друга.
— Да, ты интеллигент, это верно, — пробурчал Павел. — Одна мать нас родила, а характеры у нас разные. Ты в отца пошел, умеренного негоцианта, а я в бунтаря деда Андрея. И судьбы от этого у нас разные вышли.
— Разные, говоришь? — вздохнул младший брат. — Тут ты против истины не погрешил. Но задумайся над тем, что и у народов разные судьбы, и далеко не во всех странах найдется человек, подобный Ленину, чтобы такую революцию подготовить и совершить.
— В этом ты прав, — горячо подхватил Павел. — Ленин во всем мире один. Во всей истории. А дальше каковы твои доводы?
— Дальше, Павлик, надо считаться с тем, что есть народы, которые не созрели еще для мировой революции. До поры до времени они будут стараться жить в мире и согласии со своими правительствами, надеяться на их обещания. И потом учти, что капитализм, он разный. Ты думаешь, во всех странах капиталисты города и села кровью заливают, как это делал у нас в России царь Николашка и его приспешники? Не-е-ет. Там они гораздо опытнее и тоньше во всех своих деяниях. Политика кнута и пряника, к которой они прибегают, довольно хитрая и коварная. Она им помогает не только держаться у власти, но и раскалывать революционное движение.
Под старшим Якушевым заскрипел стул.
— Значит, ты пессимист? — спросил он рассерженно.
— Почему же? — обезоруживающе посмотрел на него Александр Сергеевич.
У него была всегда такая особенность: если в споре противник особенно распалялся, он встречал его робким взглядом, но все равно стоял на своем.
— Конечно, пессимист, если в мировую революцию не веришь, — повторил брат.
— А я этого тебе не сказал, — покачал лысой головой Александр Сергеевич. — Я другое тебе предсказываю, братишка. Не произойдет она ни через десять, ни через двадцать лет, твоя мировая революция.
— Ерунда, — замахал руками Павел. — Пессимист ты, Сашок, подлинный пессимист.
— А по-твоему как?
— По-моему, — убежденно заявил Павел, — мы чуточку окрепнем, города и села восстановим, оружие выкуем и попрем на мировую революцию — весь земной шар советским делать. И нас в любой стране
