— Держите его крепче!
Они опустились возле самодельных носилок, на которых покоился граф, и прижали их к полу. Двигатели взревели, и аэроплан покатился вперед. Поднявшись над озером, Леон посмотрел в сторону леса. Взгляд его быстро нашел Еву и двух ее спутников примерно в четверти мили от берега. Все трое бежали, Ева чуть позади масаи. Услышав гул аэроплана, она остановилась, посмотрела вверх и, сняв шляпу, помахала ею. Волосы рассыпались по плечам. Она смеялась, и Леон знал — этот смех для него. Не в первый уже раз он подивился смелости и твердости этой женщины. Сердце сжалось от любви к ней, но помахать в ответ Леон не решился, чтобы не привлекать к беглянке внимание Густава. Набирая высоту и скорость, «Бабочка» устремилась в сторону Найроби.
Солнце опускалось к горизонту, когда Леон посадил «Бабочку» на полосу у Тандала-Кэмп. В лагере было тихо и пустынно — их никто не ждал. Он подвел аэроплан к ангару, где стоял открытый автомобиль графа, и заглушил двигатели. Втроем они подняли носилки и осторожно спустили на землю.
Леон осмотрел графа: дыхание не ощущалось, кожа мертвенно-бледная, влажная и холодная на ощупь. Признаков жизни немец не подавал. Неужели умер? Радости хватило ненадолго — прикоснувшись к шее под ухом, он ощутил слабое и нерегулярное биение, а приложив ухо к губам, уловил движение воздуха.
Любой другой на месте Отто фон Мирбаха давно бы отдал концы, а этот мерзавец крепок, как слоновья задница, с горечью подумал Леон и взглянул на Густава.
— Подгони машину.
Носилки положили на заднее сиденье, там же сели Густав и Хенни. Убедившись, что они устроились, Леон мягко тронул с места. Ехали осторожно, избегая выбоин и кочек.
Госпиталь представлял собой небольшое здание, сложенное из сырцового кирпича и крытое тростником. Располагалось оно через дорогу от новой англиканской церкви и вмещало в себя лечебное отделение, некое подобие операционной и две крохотные палаты. Не обнаружив на месте ни одной живой души, Леон поспешил к коттеджу с тыльной стороны госпиталя.
Доктор Томпсон ужинал с женой, но, едва услышав, что случилось, они поднялись из-за стола и последовали за Леоном. Миссис Томпсон была единственной в колонии профессиональной медсестрой, и она сразу взялась за дело. Следуя ее распоряжениям, Густав и Хенни перенесли графа из машины в лечебное отделение и переложили на смотровой стол. Пока доктор срезал наложенные второпях повязки и жгуты, они притащили оцинкованную ванну и наполнили ее горячей водой, в которую миссис Томпсон вылила кварту концентрированного калия йодида. Потом графа сняли со стола и опустили в дымящееся варево.
Нестерпимая боль вырвала Отто фон Мирбаха из сумрака комы. С криком очнувшись, он забился в судорогах и попытался вырваться из едкого антисептика. Его удержали, безжалостно подавив сопротивление, чтобы йод впитался в ужасные глубокие раны. При всей антипатии к графу, Леон не мог оставаться свидетелем этой душераздирающей сцены. Отступив к двери, он незаметно выскользнул из помещения на свежий воздух.
Солнце село, когда Леон добрался до взлетной полосы. Там уже были двое механиков Мирбаха, Пауль и Людвиг; услышав шум двигателей, они пришли узнать, что случилось. Леон вкратце рассказал о последних событиях и постигшем графа несчастье.
— Мне нужно вернуться. Никто не знает, где фрейлейн фон Вельберг. Она осталась там одна, и ей может угрожать опасность. Топливные баки «Бабочки» почти пусты. Что со «Шмелем»?
— Мы заправили аэроплан сразу после того, как вы прилетели, — ответил Людвиг.
— Помогите завести моторы.
Леон повернулся к машине, и механики побежали за ним.
— Нельзя лететь в темноте! — запротестовал немец.
— Луна почти полная и вот-вот взойдет. Будет светло как днем.
— А если тучи?
— В это время года их не бывает. Все, хватит спорить. Лучше помоги завести эту птичку. — Леон забрался в кабину, но, едва начав проверку приборов, остановился — от дороги донесся приближающийся стук копыт. — Черт бы их побрал, — пробормотал он под нос. — А я-то надеялся улизнуть потихоньку, не привлекая лишнего внимания. Интересно, кого это принесло?
В темноте ночи проступили очертания лошади и всадника. Еще немного… Леон вздохнул. Даже не различив еще лица, он узнал высокого, плотного человека в седле.
— Дядя Пенрод!
Всадник натянул поводья.
— Леон! Ты?
— А кто же еще, сэр?
Ему стоило трудов не выказать огорчения.
— Что тут происходит? — спросил бригадир. — Мы с Хью Деламером обедали в клубе, когда услышали шум аэроплана. И почти сразу полетели слухи. Кто-то увидел, как фон Мирбаха несли на носилках. Заговорили о несчастном случае, о том, что графа покусал лев, что фрейлейн фон Вельберг то ли погибла, то ли пропала. Я сразу отправился в госпиталь, но там сказали, что док занят и поговорить со мной не сможет. Только тогда до меня дошло, что в колонии всего лишь два человека умеют управлять аэропланом и если Отто фон Мирбах на операционном столе, то на «Бабочке» прилетел ты. И вот я здесь.
Леон невесело рассмеялся. Бригадир Пенрод Баллантайн был не из тех, кого легко сбить со следа.
— Дядя, вы просто гений.
— Мне все так и говорят. А теперь, мой мальчик, мне нужен полный, подробный отчет. Во имя всего святого, что ты задумал? Что на самом деле случилось с Отто фон Мирбахом? И где, наконец, очаровательная фрейлейн фон Вельберг?
— Слухи, что до вас дошли, сэр, отчасти верны. Да, это я привез графа с охоты и доставил в госпиталь. Ему и впрямь крепко досталось. Сейчас им занимается док Томпсон. Честно говоря, шансов выкарабкаться у него немного — уж больно раны тяжелы.
— Как ты мог допустить такое? — Пенрод не потрудился скрыть недовольство. — Как это могло случиться? Столько трудов пошло прахом.
— Извините, сэр, граф сам настоял на том, чтобы участвовать в традиционной масайской охоте с ассегаем. Лев набросился на него прежде, чем я успел вмешаться.
— Чертов идиот! — сердито бросил Пенрод. — И ты ничем не лучше. Этого нельзя было допустить. Ты прекрасно знал, насколько он важен для нас, сколь многое мы рассчитывали выведать через него. Проклятие! Его нужно было остановить. Любой ценой. Тебе следовало присматривать за ним, как за ребенком.
— Ребенок, сэр, оказался слишком большим да еще себе на уме. За таким углядеть не так-то просто, — разозлился Леон.
Следующим вопросом генерал резко сменил тему.
— Где фон Вельберг? Надеюсь, ты не скормил ее львам, как графа?
Насмешка задела, на что и рассчитывал генерал. Ответ почти сорвался с губ, но в последний момент Леон прикусил язык, вспомнив предостережение Евы: «Если кто-то спросит обо мне — кто бы то ни было, — не говори, где я. Отвечай, что пропала».
Леон перевел дух.
— Она пропала, сэр, — твердо сказал он.
— Что это, черт возьми, значит?! — рявкнул генерал. — Как это «пропала»?
