с такой ясностью ощущала постоянное присутствие Мэтта в своих мыслях и чувствах, что напряжение стало почти невыносимым.
Она сильно похудела и постоянно из-за чего-то волновалась и беспокоилась. Хотя ей было известно, что все кругом — и родители, и друзья — весьма встревожены ее состоянием, приписывая его разрыву с Гордоном, Николь до сих пор не могла заставить себя признаться никому из них.
Ей потребовалось довольно много времени, чтобы сделать это признание самой себе: она влюблена в Мэтта.
Теперь, воспользовавшись тем, что он занят разговором, она бросила на него быстрый взгляд и тут же отвела глаза.
За все время, что прошло после ужина у Кристины, Мэтт ни единым словом не обмолвился о том, что было между ними. Правда, однажды вечером он совершенно неожиданно заехал повидать ее.
Николь собирала в саду горох для ланча. Волосы ее были стянуты в хвостик, а одета она была в старенькие, потрепанные джинсы и столь же древнюю футболку.
Услышав, каким серьезным и мрачным тоном он извиняется за то, что случилось после ужина у Кристины, Николь почувствовала, что от стыда и ощущения собственной вины у нее отнимается язык. Ей хотелось ответить, что и на ней лежит вина за происшедшее, но она никак не могла собраться с мыслями и найти подходящие для этого выражения.
По его словам, ей ни в коем случае не следует бояться опасности сексуального домогательства с его стороны. Он сказал, что ему известно, о ее любви к Гордону, но оба они люди давно уже взрослые и должны понимать, что самые невинные и безобидные действия, когда они окрашены весьма властными чувствами и переживаниями, могут привести к результату, о котором никто и подумать до этого не мог.
Фактически он пытался объяснить ей, что в тот вечер хотел лишь убедиться, что у нее все в порядке, и ничего больше. От извинений Мэтта Николь почувствовала себя еще хуже, чем раньше, особенно когда случайно подняла на него глаза и неожиданно вспомнила, как он сжимал ее в объятиях, как его губы нежно ласкали ее и, что она испытывала в ту минуту.
Когда он предложил забыть об этом маленьком инциденте, оставив его в прошлом, Николь поспешно согласилась.
Сейчас она вдруг очнулась и поняла, что Тим Форд разговаривает с ней. Ей пришлось напрячь всю свою силу воли, чтобы понять, что же такое он говорит ей.
Наружность у него была довольно приятная. Ему было около тридцати лет, он, как Николь выяснила ранее, был холост и работал на Мэтта уже не первый год.
Нога его до сих пор была закована в гипс после злополучного несчастного случая, из-за которого он не смог вовремя принять дела от Алана.
— К сожалению, еще некоторое время поездки на стройплощадки будут для меня довольно трудным испытанием, — сообщил он Николь, когда Мэтт отошел к телефону, чтобы позвонить.
Затем Тим принялся расспрашивать, как ей нравится новое оборудование и новые компьютеры, установленные в офисе, находит ли она их полезными, и овладела ли всей премудростью пользования ими.
Спустя всего полчаса Николь поняла, что она прекрасно сработается с ним, может быть, даже лучше, чем с Мэттом, в присутствии которого никогда не могла избавиться от стеснения, никогда не могла забыть, что он, прежде всего мужчина.
Мэтт закончил телефонный разговор, и, когда Николь, не справившись с искушением, еще разок украдкой взглянула на него, она увидела, что он рассматривает ее и Тима, слегка нахмурив лоб, с недовольным выражением.
В ту же секунду все ее мускулы напряглись. Неужели она что-то сделала неправильно? Неужели чем- то вызвала его раздражение?
Когда он заговорил, его слова прозвучали резко и повелительно:
— Если у тебя есть минутка, Тим, я хотел бы кое-что с тобой обсудить.
Тим проковылял к двери, отделявшей приемную секретарей от кабинета хозяина фирмы, и Мэтт добавил еще более резко, обращаясь на этот раз к Николь:
— Я уверен, что тебе есть чем заняться, Николь, так что мы не будем больше отрывать тебя от работы.
Его официальное обращение — «Николь», — когда вот уже много дней он звал ее «Ники», казалось, ударило ее в самое сердце, как и его холодный, отчужденный тон. Мэтт вполне откровенно отстранял ее от участия в их разговоре.
До чего же глупо, что она принимает все так близко к сердцу! Напрасно она пыталась убедить себя, тупо глядя на плотно закрытую дверь кабинета, а потом уселась за свой стол и постаралась заняться работой. Да, все дело именно в этом. Она слишком сильно привязалась к Мэтту, слишком увлеклась своими чувствами к нему… Чувствами, на которые, как ей отлично известно, он никогда не ответит. Но даже если бы и ответил… как бы она рассказала ему о своем возлюбленном? Придумать что-нибудь? Но она не могла лгать, это противоречило всем ее убеждениям, которые она всегда так свято хранила. Как ему рассказать, что ее первый мужчина был не кто иной, как он сам?
Господи, да почему ее это волнует? Такого разговора никогда не будет… Прошло уже более получаса, а Николь вновь и вновь задавала себе один и тот же вопрос. Ведь Мэтт до сих пор убежден, что она до смерти влюблена в Гордона. И ради ее же гордости и самоуважения лучше, если он и дальше будет думать точно так же.
Когда дверь из кабинета открылась, Мэтт и Тим вышли в приемную.
— Николь, мы собираемся пойти перекусить, — отрывисто произнес Мэтт. — Если будут спрашивать, мы скоро вернемся.
Тим, стоявший позади Мэтта, с недоуменным видом прервал его:
— Да, но я думал, что и Николь пойдет с нами…
— Я уверен, что на время обеденного перерыва у нее запланированы куда более важные дела, — резко возразил ему Мэтт. Так резко, что Николь ниже склонила голову над бумагами, не желая, чтобы кто- либо из них заметил, какую боль причиняет ей ледяной тон Мэтта.
Спустя десять минут, поняв, что, хотя ей и не хочется, есть, перехватить что-нибудь никак не повредит, Николь накинула плащ и вышла из офиса.
До центра городка можно было дойти всего за несколько минут. По средам в городке был базарный день, и кругом сновали люди. Но официантке, тем не менее, удалось найти для Николь маленький столик у окна ее любимого кафе-бара, откуда она могла видеть, как входят и выходят посетители.
Только она собралась приняться за еду, как в кафе зашла Кристина и тут же заметила ее.
— Ники! Я так и думала, что увижу тебя тут! — радостно приветствовала она подругу, усаживаясь рядом и с завистью рассматривая полную тарелку спагетти, стоящую перед Николь. — Счастливая ты, — грустно прокомментировала Кристина, — можешь, есть, что только захочешь. А я вот сразу становлюсь, как бочка, особенно теперь, когда снова беременна…
Кристина улыбнулась, когда Николь поздравила ее, и призналась, что и она сама, и Майк с радостью ждут второго ребенка.
— Не надоело тебе других поздравлять? Лучше бы вышла замуж и завела своего, — поддразнила Кристина, но тут же расстроено прикусила губу. — Ох, Ники! Так бестактно с моей стороны подкалывать тебя, когда ты и Гордон…
— Мне дела нет до Гордона, — спокойно ответила Ники. — Собственно говоря… Ну, давай смотреть правде в глаза — ведь так лучше и для него, и для меня. В конце концов, мы всегда были лишь друзьями, да к тому же не особенно хорошими друзьями. Наши отношения были удобны, так как позволяли нам обоим соблюдать приличия.
— Тогда почему же у тебя такой вид, словно весь мир, обрушился тебе на голову? — поинтересовалась Кристина, пристально глядя на нее, и тут же добавила: — И не пытайся убеждать меня, что все в порядке! Ты похудела, почти не улыбаешься и… Честно говоря, у тебя все симптомы безответной любви. — Она помолчала и снова прикусила губу, а затем тихо проговорила: — Ах, Ники, так это вовсе не Гордон? Это Мэтью Хант…
Николь отставила от себя тарелку со спагетти, к которым почти не притронулась, и с горечью
