Мэтью Хант ее новый шеф!
Даже сейчас верилось в это с трудом. Мэтью Хант, тот самый мужчина, с которым…
— У тебя точно все в порядке? — настойчиво поинтересовалась Эви. — Ты до сих пор просто ужас до чего белая.
— Все хорошо, — солгала Николь. — Все просто замечательно…
То же самое ответила она и маме, когда вернулась домой и вынуждена была отвечать на целый шквал вопросов о том, как прошла первая встреча с новым начальством.
Пока Мэтью Хант находился в офисе, она не могла отделаться от ощущения, что он наблюдает за ней, оценивает ее, присматривается к ней. Она чувствовала себя, как угодно, только не «хорошо» и уж никак не «замечательно». Судя по вопросам, которые он неустанно задавал ей, видимо, он решил, что она взвалила на свои плечи слишком большую часть текущей работы.
Она могла бы объяснить, что ею двигало вовсе не желание возвеличиться и, уж конечно, не чрезмерная уверенность в своей собственной значимости; могла бы сказать, что действовала так исключительно из сочувствия к Алану и беспокойства за фирму, но гордость заставила ее умолчать об этом. Гордость и некое упрямство, окрашенное горечью… Один раз он уже истолковал ее поведение неправильно и вот теперь делает ту же самую ошибку.
Но в обоих случаях, хотя и по различным причинам, она сама виновата в его неправильных суждениях.
Мэтью объявил, что к концу недели будет назначен новый менеджер для управления всеми делами, а до тех пор Алан останется в фирме на правах консультанта.
У Николь сложилось впечатление, что под руководством Мэтью Ханта дела в компании пойдут совсем, совсем по-иному. Он пробыл в офисе не больше двух часов, однако к тому времени, когда, наконец, уехал, Николь чувствовала, что так вымоталась, словно напряженно работала и недосыпала, по меньшей мере, целую неделю.
У нее не оставалось никаких сомнений в том, что как профессионал он очень динамичен и эрудирован. Послушав его, она сразу поняла, почему ему сопутствует успех… Однако не его преуспеяние и не его динамизм были причиной ее скованности и напряженности.
И едва ли она могла объяснить маме, что же именно в характере и поведении нового начальства так сильно тревожит ее.
— Да, кстати, звонил Гордон. Просил передать, что сегодня вечером ничего не получится. Очевидно, его мать чувствует себя не очень хорошо.
Ценой героического усилия маме Николь удалось произнести эти слова безразличным тоном, лишенным осуждения, но Николь отлично знала мнение своих родителей о Гордоне и ее взаимоотношениях с ним. Сегодня вечером они собирались пойти поиграть в теннис, однако Николь не почувствовала особого огорчения из-за отмененного свидания.
— Сегодня лягу пораньше, — устало ответила она. — Что-то я вымоталась.
— Хорошая прогулка поможет тебе куда лучше, чем ранний сон. Иногда от пересыпа может развиться депрессия, — твердо заявила мама.
Николь изобразила в ответ слабую улыбку. Мама так откровенна и прямолинейна в своих замечаниях и комментариях и так непохожа на мамочку Гордона, которая всегда поступает наоборот.
— Может быть, ты и права, — согласилась она.
— Конечно, права, а, кроме того, ты могла бы захватить с собой эту ленивую псину, — откликнулась мама.
Обе они посмотрели на крупного лабрадора, мирно гревшегося перед электрическим камином.
Николь вновь рассмеялась.
— Теперь мне все понятно. Оказывается, это не мне нужна прогулка, а Хани…
— Вам обоим полезно подышать свежим воздухом, — уверенно подтвердила мама.
Пару часов спустя, облокотившись на калитку и рассматривая раскинувшийся перед ней знакомый безмятежный пейзаж, Николь подумала, что, вероятно, телу ее прогулка действительно пошла на пользу, а вот душе… Она посмотрела на Хани, примостившегося у ее ног.
До сегодняшнего дня она была почти уверена: ей удалось сделать так, что прошлое стало только прошлым. Она чувствовала себя почти в безопасности. Теперь же стало ясно, как глубоко она ошибалась.
Когда-то Николь настояла на том, чтобы родители разрешили ей покинуть дом и отправиться работать в столицу, где она сняла квартиру вместе с тремя другими девушками, с которыми училась в колледже. Родители тогда считали, что она слишком молода, но уступили, когда она напомнила им, что в восемнадцать лет официально стала совершеннолетней.
Ей удалось найти работу в архитектурной фирме, находившейся в Сити. Среди сотрудников Николь была самой молодой и болезненно застенчивой, так, как чувствовала себя в столице чужой. Другие сотрудники казались ей такими опытными и сведущими во всем… Именно тогда она познакомилась с Джонатаном.
Джонатан был сыном одного из владельцев фирмы. Все воспитание и образование должно было подготовить его к тому, чтобы рано или поздно занять кресло отца. Это был высокий блондин двадцати шести лет, самоуверенный и умеющий очаровывать. Он просто ослепил ее… Николь чувствовала прямо-таки благоговение и, ясное дело, тут же в него влюбилась.
По своей наивности она полагала, что и он влюблен в нее, но затем пришел тот роковой день, когда она случайно услышала разговор, полностью изменивший ее дальнейшую жизнь.
Николь торопливо закрыла глаза. Дрожь пронзила все тело.
Мирный пейзаж, окружавший ее, исчез, и вдруг она снова оказалась в маленьком пыльном чуланчике фирмы «Матьесон и Хендри», где хранились канцелярские принадлежности.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— Ну, разумеется, она меня нисколечко не интересует, прелесть моя… Как только ты могла подумать такое?
Николь замерла. Она сразу узнала голос Джонатана. Шок оттого, что он обратился к кому-то еще «прелесть моя», заговорил этим особенным, ласковым голосом, которым, как она полагала, разговаривал только с ней, — этот шок был настолько силен, что она не в силах была пошевелиться и застыла на месте, держа в руках пачку бумаги для копировального аппарата, за которой ее прислала в кладовку начальница. Николь чувствовала, что не может сдвинуться с места, словно ноги ее приросли к полу.
Джонатан стоял в коридоре, как раз за дверью кладовки. Очевидно, он и понятия не имел, что Николь находится так близко. Но ведь Сьюзен Ходжес прекрасно об этом знала… Не могла не знать, ведь она слышала, как миссис Эллис велела Николь сходить и принести пачку бумаги.
— Ну и что, ведь ты повсюду появляешься с ней! — ответила Сьюзен.
— Только потому, что ты была занята, моя хорошая. Ну, давай, кончай дуться, я говорю тебе чистую правду. Неужели ты действительно вообразила, что меня может заинтересовать такая скучная, бесполая особа, как наша маленькая святоша? Господи помилуй, да ведь она даже целоваться не умеет!.. Не то, что ты!
Николь услышала смех, за которым последовал звук поцелуя — ошибки быть не могло.
Она почувствовала тошноту и гнев одновременно. Отчаяние с такой силой сжало ей сердце, что пришлось стиснуть кулачки, чтобы не расплакаться. Ярость и гнев, гнев на Джонатана и на саму себя, нахлынули на нее. И если бы Джонатан внезапно оказался перед ней, она, вероятно, ударила бы его.
До чего же она была глупа, полагая, что Джонатан влюблен в нее, и уважает ее, и любит, а в действительности они со Сьюзен Ходжес… Ох уж эта первая красотка фирмы, — хорошенькая блондинка с вытянутыми трубочкой, как у рыбы, губами! Ее наряды всегда кажутся слишком тесными, а хихикает она чуть громче и чуть дольше, чем остальные.
Если бы кто-нибудь намекнул Николь, что Джонатан крутит любовь с Сьюзен, она бы тут же
