инспекции из наркомата.
В безнадежной попытке хоть как-то упредить события управляющий трестом Рубакин созвал весь актив, до начальников участков включительно, на «сверхчрезвычайное» совещание. Большинство явилось сильно небритыми, в несвежей, измазанной углем одежде, и все как один выглядели пришибленными. На сцене за длинным, застланным тяжелым темно-красным бархатом столом подобно каменным изваяниям восседали: заместитель управляющего трестом Иванов, главный инженер треста Кузьмин, недавно назначенный вторым секретарем райкома Поспелов и начальник горнотехнического надзора Ивасик. За их сутулыми спинами, среди шитых золотом массивных знамен, белым облаком парил гипсовый бюст товарища Сталина. Справа от президиума возвышалась трибуна, слева, за хлипким столиком, близоруко щурилась стенографистка. В зале начальники и главные инженеры шахт занимали первые два ряда, остальные, согласно ранжиру, размещались сзади, так что начальники участков оказались у самых дверей, чему они, надо сказать, были только рады.
Евгений Семенович Слепко приткнулся во втором ряду у самого окна со слегка приотворенной фрамугой, напрасно понадеявшись на сквозняк. За пару недель руководства двадцать третьей шахтой освоиться там он еще не успел, но был уже на грани отчаяния. Он воображал, что от успеха его сегодняшнего выступления зависит очень многое, если не всё. Пан или пропал! Тем не менее он успел побриться и вообще выделялся своим ухоженным видом. Ко всему, он еще и не курил. Рядом остро поблескивал стеклышками пенсне его главный инженер Зощенко. Ждали управляющего. Хотя кабинет товарища Рубакина находился на том же этаже, что и зал заседаний, он задерживался уже на тридцать пять минут. Это было в порядке вещей. Подчиненные, кто как мог, использовали передышку. В задних рядах кипели нешуточные страсти – судя по доносившимся оттуда выкрикам, речь шла о футболе.
Когда Поспелов в третий раз, с демонстративным недоумением, достал из кармашка часы, в зал стремительно вошел управляющий. Шум мгновенно стих. Ясным соколом, невзирая на некоторую тучность, взлетел Рубакин на сцену, энергично перетряс руки привставшим членам президиума, сел на свое место посередине и исподлобья, медленным свинцовым взглядом обвел зал. Тишина зазвенела. Выдержав так с минуту, он заговорил:
– Зачем мы все тут торчим, вы в курсе. А торчим потому, что мы, вашими стараниями, в полном дерьме! Ну ничего! Я долго терпел, все хотел с вами по-хорошему, теперь будет по-другому. Первым отчитывается начальник шахты номер один. Двадцать пять минут тебе, Кияшка.
Поднялся Кияшко, лысоватый блондин лет сорока в очках с мутными толстыми линзами на блеклом лице. Дорогой синий костюм с ромбиком втуза на лацкане топорщился на нем, как на огородном пугале. На трибуне Кияшко торопливо развязал тесемки папки и начал скороговоркой, проглатывая слова, зачитывать длинный перечень мер, намеченных им для выхода из прорыва. Даже в первом ряду нелегко было вникать в смысл доклада, а в глубине никто и не пытался.
– ...довести количество навалоотбойщиков до планового, для чего незамедлительно принять по оргнабору дополнительно двести десять рабочих...
– Стой! – внезапно очнулся Рубакин. – Какие еще двести десять рабочих? Брось тут демагогию разводить! Отвечай, работать будешь или нет? Я за тебя план выполнять должен?
Публика оживилась.
– Проблема в том, что у меня не хватает как раз двухсот десяти рабочих до нормы, товарищ Рубакин, – попытался возвысить голос Кияшко.
– До какой такой нормы? А нормы выработки вы выполняете? – вмешался главный инженер треста.
Докладчик пробормотал что-то совсем невнятное.
– Чего-чего? Девяносто два процента? – сардонически захохотал Рубакин. – Да какой дурак, Кияшка ты бессмысленная, даст тебе дополнительных рабочих, если ты и со старыми не справляешься? Ладно, давай продолжай свою галиматью.
И неразборчивая скороговорка продолжилась.
– ...заменить транспортную линию главного уклона, для чего получить по лимиту резиновую ленту в количестве шестисот метров…
– Еще чего! На тебе, бабушка! Вчера еще тебе никакой ленты не требовалось, а как поприжали, вынь да положь? Где я тебе ее возьму? От ответственности уйти норовишь? Не выйдет! Ладно, давай дуй дальше.
На протяжении доклада управляющий демонстрировал полное пренебрежение, затеял даже непринужденную беседу с Ивасиком, сидевшим через два стула от него. Когда нудное бормотание иссякло, Рубакин поднялся из-за стола, словно даже увеличившись в размерах.
– Мы тут с вами терпеливо заслушали, чего нагородил начальник первой шахты…
– Ничего я не нагородил, – с внезапной обидой выкрикнул Кияшко. – Что рабочих не хватает, я вам и раньше уже докладывал…
– Это ты мне, что ли? Докладывал он! Видал я твои… доклады в… Развалил, понимаешь, шахту, а теперь, значит, докладывал он!
– Без дополнительных рабочих план выполнить нельзя!
– Это в начальниках шахты тебя оставлять нельзя! Садись пока. Чтобы в трехдневный срок эту свою ахинею переделал в корне! Шахта номер два, Малинкин! Иди-ка теперь ты сюда, друг мой Малинкин, рассказывай, что там у тебя.
Малинкин – щекастый крепыш с глазками вроде брючных пуговиц, колобком выкатился на сцену. Технического образования он не имел, но парень был бойкий.
– Согласно вашим указаниям, Федот Антипович, мы составили план мероприятий, основываясь прежде всего на мобилизации внутренних ресурсов, повышении коэффициента использования механизмов и оборудования, усиленную работу с кадрами, развитие стахановского движения…
– Лучше прямо скажи, – ласково прогудел Рубакин, – ты когда, сволочь, план выполнять будешь?
– То есть как это, Фед-дот Анти…
– Оглох? Ну так я не гордый, я и погромче повторить могу. Когда план будешь выполнять?! – рявкнул управляющий так, что задребезжали оконные стекла.
– План мы, конечно, выполним, – просопел Малинкин, – только тут, значит, такое дельце вырисовывается, Федот Антипович, маленькая помощь с вашей стороны нам все же потребуется. У меня главный штрек немного заваливается, нужны крепильщики, а своих и на добыче не хватает. Хоть бы десяточка два, на пару месячишек всего. Лебедку на уклоне тоже надо бы заменить, а то она, это самое, совсем износилась, опять же навальщиков…
– Так-так… А как же мобилизация внутренних резервов, стахановское движение? Ты мне зубы не заговаривай! Лебедку ему! Когда план будет, отвечай?!
– Мы подробнейшим образом обосновали этот вопрос, разрешите продолжить?
– Продолжай, продолжай, толку-то…
Малинкин, елейно улыбаясь и молитвенно сложив пухлые ручки, принялся декламировать несколько нараспев. Выходило, что ресурсов ему требовалось даже больше, чем Кияшко. Рубакин зверел на глазах.
– ...а еще я должен вам доложить, Федот Антипович, что состояние главного вентилятора внушает некоторые опасения. Неплохо бы его как-нибудь срочно заменить. Кроме того, противопожарные перемычки на Первом и Третьем участках требуют ремонта, а пути на главном откаточном штреке пришли в негодность…
– Со свя-я-ты-ы-ми-и упо-ко-о-ой... – хриплым басом затянул управляющий. – Быть тебе попом Малинкин, а не начальником шахты. Выговорок тебе строгий с предупрежденьицем. Садись, подумай, как дальше жить будешь. Я вот тоже подумаю. Следующий!
– Так точно, Федот Антипович, – не унимался Малинкин, – заверяю вас и товарища секретаря райкома, все ваши указания будут неукоснительно выполнены. Совместно с парторганизацией мы мобилизуем…
– Молчать! – заорал управляющий. – Еще одно слово, и я не знаю, чего с тобой сотворю! Ладно. Третью и четвертую шахту слушать не будем. Не вижу в этом ни малейшей необходимости. Их давно под суд отдавать пора. Там, значит, и заслушают. Пятая шахта, Фролов!
Поднялся человек в замызганных сапогах и грязной фуфайке. Он выглядел совершенно больным, глаза красные, как у кролика, горло перевязано чем-то, вроде старушечьего платка. Бедняга отчаянно засипел и
