древнем индоевропейском синтезе, который сегодня выглядит как нечто провиденциально завещанное нам, свидетелям неслыханных тектонических сдвигов, связанных с новым конфликтом Суши и Моря.
В процессе этой работы сформируется новая интеллектуальная элита, творческое внимание которой будет занято не перепевами западной мысли и комментаторством заемных учений, а реальным континентальным делом — выстраиванием универсалий индоевропейской культуры на основе четкого размежевания с океаническими псевдоновациями. Характерно, что странам-лидерам этого процесса, России и Индии, предстоит в чем-то одинаковая забота: отвлечь мусульманство от западнической ереси и вдохновленного ею самоубийственного пиратства и заново интегрировать его в систему великого континентального синтеза. Сегодня и в России и в Индии, и в постсоветском и в 'постиндийском' пространстве (имеется в виду пространство, некогда организуемое большой Индией, включающей Пакистан, Афганистан и др.) мусульмане нередко выступают диссидентами великого континента, падкими на соблазны Запада.
Речь идет не о том, чтобы усмирить этих диссидентов силой или заставить их замолчать. Мусульмане — полноправные наследники евразийского единства, их специфический дар, потенциал их религии и культуры необходимы для восстановления величия Континента и выстраивания его идентичности. Требуется иное — реконструкция трех великих континентальных традиций в новом энергетическом поле, образуемом взаимным притяжением Севера и Юга Евразии.
Выше уже отмечалось, что основой этого притяжения является тираноборческий порыв, морально-религиозная страсть, завещанная великими восточными религиями и связанная с чувствами солидарности к угнетенным и эксплуатируемым, гонимым князем мира сего. В борьбе с язычеством нового социал-дарвинизма, поклоняющегося богатому Северу и презирающему бедный Юг, великий монотеистический триумвират Континента — православие, мусульманство и индуизм — получает новые основания своего нравственно-религиозного воспламенения, новые мироустроительные задачи. Еще недавно многим казалось, что темные языческие силы навсегда усмирены в мире, а процесс секуляризации, инициированный модерном, просто заменяет религиозный гуманизм и монотеистические универсалии культуры и морали просвещенческими.
Но сегодня всем, кажется, стало ясно, что секуляризация и вестернизация — это не полноценное замещение монотеистических восхождений человеческого духа, не рационализированный эквивалент религиозной морали, а реставрация темного языческого пантеона, символизируемого новыми именами, но поощряющего те же инстинкты и требующего тех же человеческих жертв. Отбивающий атаки демонов Моря и выстраивающий свою коллективную идентичность Континент решает не только земные задачи защиты Дома от хищников, но и задачи 'небесные', связанные с возрождением монотеистических опор человеческого духа и нравственности.
Монотеистический пантеон нельзя выстроить на зыбких основаниях морской хляби. Эти хляби формируют постмодернистскую психологию и мораль, где все условно и переменчиво, все готово для перевертывания с ног на голову. Там, где нет твердой почвы, нет и твердой веры — вот что следует помнить Континенту, которому предстоит отстоять свое первородство и достоинство перед менторами либерализма, отказывающими ему в этом.
Глава 6. КОНТИНЕНТ В ЧЕТВЕРТОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЕ
Разве не является осевым регионом мировой политики этот обширный район Евро-Азии, недоступной судам?
6.1. Угроза цивилизации на Континенте
Нынешнее наступление всеразмывающего Моря на Континент по масштабам и замыслу превышает все до сих пор известное в истории. Речь идет уже не о том, чтобы совершить очередной набег на Континент или колонизовать отдельные его части. Речь идет о попытке в корне изменить саму биполушарную структуру мира, состоящую из суши и моря, и объявить сами основы континентального существования незаконными и устаревшими. По всей видимости, устойчивость человечества как вида строится на отношениях взаимодополняемости разных начал — Востока и Запада, Суши и Моря. О смысле дихотомии 'Восток — Запад' я уже писал { См.: Философия истории. Учебник. // Под ред. А. С. Панарина. Раздел 1. М.: Гардарика. 1999. } . Эта дихотомия носит преимущественно культуроцентричный характер и касается противопоставления материи и духа, светского и сакрального, прагматики и патетики.
Дихотомия Суши и Моря больше относится к соотношению номинализма и реализма, принципу атомизированного и рискованного существования и принципу связанного (законами исторической памяти, традиции и законами коллективности) существования. 'Связанность' относится к этосу Континента, привязывающего людей к месту и внушающего им ответственность за это место как 'дом бытия'.
Атомистическая раскованность относится к этосу Моря и выражается в эгоцентристском принципе: 'мой дом там, где я в данный момент предпочитаю быть по соображениям удобства и выгоды'. Сама социология новаций, выражающая кредо западного способа бытия, основана на ощущении маргинального субъекта, 'отчалившего от берега', простившегося со всем тем, что олицетворяет устойчивость и укорененность. Свое происхождение этот 'великий комбинатор' — маргинал ведет от морских пиратов. Сошлемся еще раз на М. К. Петрова: 'Нам кажется, что именно в пиратском ремесле, в его признанности и повсеместной распространенности следует искать разгадку как античной культуры, так и евразийского типа мысли вообще. И дело здесь не в экзотике, не в 'черных роджерах' и 'бригантинах', а в предельно прозаическом обстоятельстве: пиратское ремесло, единственное из всех известных к тому времени ремесел, не поддается ритуализации, требует постоянного опредмечивания программ и постоянного их обновления' { Петров М. К Самосознание и научное творчество. Ростов-на-Дону: 1992. С. 67. } .
Пират — это субъект, не дающий туземцу Континента успокоиться и затвердеть в ритуалах. С одной стороны, пират — грабитель, похищающий чужое богатство, с другой — изобретательный соблазнитель- провокатор, 'похищающий' чужие устои и нравственность. Развитие цивилизаций, их структурно-отраслевые перестройки постоянно создают временных 'лишних' людей. На Континенте эти лишние люди вовлекаются в служилую деятельность чиновничества и воинства, по-своему охраняющих твердыни континентального существования. Море использует лишних людей по-другому — вовлекает в пиратское ремесло.
Совсем недавно, когда нам всем еще были неясны экологические тупики западного прогресса и другие связанные с ним глобальные проблемы, западноевропейский (по происхождению) тип новатора- маргинала мог казаться заветной антропологической перспективой всего человечества. Но сегодня нам дан опыт, позволяющий оценить историческую ограниченность этого типа в целом. С одной стороны, пиратствующие маргиналы-новаторы все откровеннее рвут с продуктивной деятельностью и возвращаются к криминально-ростовщической архаике. Так последнее слово модерна оборачивается реставрацией наихудших, деструктивных практик, преодоление которых он как раз и записывал себе в актив.
С другой стороны, это пиратствующее новаторство, одновременно достигшее и пределов технического могущества, и пределов экологической безответственности, грозит разрушить нашу планету. С этих позиций нам открываются исторические границы этого типа, не обуздав которого, человечество не может выжить.
И в этот роковой момент пират решается дать последний бой человечеству, объявив фактически все противостоящие ему человеческие типы, связанные с континентальной укорененностью и ответственностью, отжившими и непригодными. Именно в этом свете мы должны понять и программу глобальной модернизации-вестернизации незападных культур, и программу однополярного мира. Сегодня однополярность чаще всего интерпретируется без надлежащей онтологической сути этого замысла — всего
