похода против катаров, принялся его расспрашивать: ему хотелось знать все о встрече короля с Тренкавелем. Педро II Арагонский пересказал ему разговор, который состоялся у него с последним, и вступился за несчастного каркассонского виконта. Но что бы он ни говорил, суровый Арнаут Амори и слышать не хотел о предложениях мира и сухо ответил королю Арагона:
Чтобы доставить вам удовольствие, — сказал он, —
мы сохраним ему жизнь.
Большего не просите. И пусть идет к черту
без оружия и обоза, с десятком людей,
оставив Каркассон в наших руках.
Педро II побагровел от ярости и процедил сквозь зубы, что скорее ослы станут летать по небу, чем он допустит подобное бесчестье, после чего вернулся в осажденный Каркассон, чтобы передать Тренкавелю категорический и презрительный ответ настоятеля Сито. Выслушав его, тот ответил кипящему от гнева и волнения сюзерену:
Лучше пусть со всех моих родных заживо сдерут кожу,
я обниму их мертые тела и умру последним!
В жизни моей, ваше величество, я не покину
вот этих вот моих людей, так и знайте. А теперь, сир,
возвращайтесь в свои арагонские земли и
предоставьте мне сражаться.
Арагонский король удалился, понурый и пристыженный: он был хорошим сюзереном и пришел в отчаяние оттого, что ничем не мог помочь своему вассалу. Крестоносцы тем временем сновали вдоль стен Каркассона, изучали местность, засыпали рвы, выставляли посты у родников с питьевой водой, охраняли подступы к рекам. Понемногу, как пишет автор «Песни о крестовом походе», осажденный город начал приходить в упадок:
Каркассон умирал. Заживо гниющие раненые
лежали вдоль улиц и бредили, обезумев от жажды.
Зловоние их ран мешалось с вонью
от ободранных туш во дворах и на площадях.
Женщины, старики, дети, покрытые гноем,
грязные, скучились в открытых домах,
сонные, измученные, облепленные мухами.
Судя по приведенным стихам, недалека была та минута, когда осажденный город-цитадель сам упадет в руки крестоносцев подобно тому, как срывается с ветки смоковницы зрелая винная ягода. К сожалению, мы располагаем лишь немногими сведениями о капитуляции виконта Раймонда-Роже де Тренкавеля, и нам приходится вновь обращаться к тексту «Песни о крестовом походе». Если верить этому драгоценному источнику, Каркассон и в самом деле вот-вот мог перейти в руки крестоносцев, но выходит, что именно они, а не осажденные, первыми предложили прекратить битву:
Так прошла неделя [
Тогда один из главных полководцев
крестоносной армии предложил осажденному виконту
встретиться вне стен города.
Тренкавель появился, гордо восседая в седле.
Его сопровождала сотня рыцарей,
а у сеньора из крестоносной армии было лишь тридцать.
Не названный по имени «сеньор», о котором идет речь, предложил виконту Раймонду-Роже де Тренкавелю достойно сдаться, чтобы Каркассон не постигла участь Безье:
Мессир, — сказал он ему, — я вам родня,
храни вас Господь, и меня да хранит он. Я очень хочу,
чтобы вы целым и невредимым вышли из этой беды.
Для этого вам надо пойти на соглашение.
Если бы вы могли рассчитывать на какую-либо быструю помощь,
я одобрил бы ваше намерение сражаться,
но мы с вами знаем, что всякая надежда тщетна.
Смиритесь же с волей нашего папы
и крестоносцев. Правду сказать, мессир,
если вы нас принудите взять вас силой,
резня будет такая же, как была в Безье.
Так что довольствуйтесь тем, что спасете вашу жизнь.
По крайней мере, у вас останется кое-что от ваших богатств.
Что же касается подробностей сдачи Каркассона, о которых поведал нам Пьер де Во-де-Серне в своей «Альбигойской истории» (АИ, 98—99), они не всегда совпадают с теми, которые приведены в «Песни о крестовом походе». Противоречия, существующие между этими двумя источниками, были с величайшей проницательностью исследованы Зоей Ольденбург в книге «Костер Монсегюра»[63]: она задает по этому поводу множество вопросов, заслуживающих пристального изучения — такой анализ поможет яснее видеть в историческом тумане, которым окутана эта капитуляция.
1. В противоположность тому, что произошло во время взятия Безье, Каркассон не подвергся разграблению; предводители крестоносного войска наложили своего рода запрет на добычу, поручив ее охрану рыцарям, прославившимся храбростью и непреклонностью. Настоятель Сито, Арнаут Амори, глубоко потрясенный разорением Безье, дошел даже до того, что пригрозил отлучением от церкви тем крестоносцам и прочим воинам, которых уличат в грабежах. И высказал он это в таких словах:
«Крестоносцы, слушайте меня.
С вами Иисус, Царь Небесный. Доказательство тому —
нет здесь никого, кого вы не могли бы победить.
И я приказываю вам, во имя Господа,
не прикасаться к добру, какое есть в этом городе.
Всякий грабитель, всякий, кто украдет хоть соломинку
(слышите ли вы меня?), будет тотчас отлучен от церкви.
На самом деле следовало бы доверить Каркассон
кому-нибудь из великих крестоносцев, способных сохранить
в чистоте свою душу. Надо, чтобы никогда больше
нечестивые разбойники не смогли ее запятнать».
Всякий кивнул, и все собравшиеся
одобрили его слова.
