Однако последнее слово произнес архиепископ Йоркский, и он был настроен весьма безрадостно.
«Святой отец, истинный спаситель, — сказал прелат, —
я очень боюсь, что Монфор, несмотря на усердную помощь
сира Ги, его брата, и епископа Фулька,
устанавливает свою власть на зыбучих песках,
ибо сын Раймонда, благородный племянник короля
[
не лишен возможности требовать признания своих прав».
Епископ Йоркский, как покажет дальнейший ход событий, предвидел верно. Тем не менее участники собора путем голосования заставили папу лишить Раймонда VI его владений и передать все его имущество и титулы Монфору. В апреле 1216 года французский король утвердит титулы герцога Нарбоннского и графа Тулузского. Раймонд VI утратил практически все свои владения, а граф де Фуа был «ободран до костей», как говорится в «Песни о крестовом походе». Тот и другой решили в последний раз поведать о том, в какое смятение привела их такая несправедливость; здесь следует прочесть строки, которые посвятил их горестям автор «Песни о крестовом походе» (лессы 151 и 152), поскольку они помогут нам понять, с каким неистовством жители Лангедока, в особенности тулузцы, отстаивали не столько свою веру — многие из них не примкнули к катарской ереси и остались добрыми католиками, — но свою независимость, свою культуру и свой язык. С этой точки зрения альбигойское восстание представляется в куда большей степени явлением, предшествующим современным антиколониальным и националистическим восстаниям, какими были когда-то восстание индийцев против англичан во времена Ганди или алжирское восстание против французской колониальной политики полвека назад.
А теперь вернемся к окончательному приговору, вынесенному папой Иннокентием III в конце Латеранского собора. Сказав, что ему приходится подчиниться («Пусть Монфор правит, если может, страной, которую завоевал»), папа прибавил, обращаясь к графу:
«Держись, я знаю свой долг,
дай мне подумать, Правосудие свершится.
Я верну тебе твое добро, если оно было отнято
несправедливо.
[...]
Если Господь сохранит мне жизнь и позволит мне править
по сердцу, твои права будут вскоре тебе возвращены.
Тебе не придется жаловаться ни на меня, ни на Него.
Что до дурных прелатов, меня принудивших,
они еще увидят, эти разбойники, каково иметь со мной дело.
Хотел бы я, чтобы ты покинул меня с уверенностью,
что всякое правое дело — Божье дело!
Оставь сына в Риме. Доверь его мне
на время, пока я найду для него подходящие земли!»
«Сир, — отвечал граф, — твоей святой доброте
я вверяю себя самого, моего сына и мое добро».
Тогда Раймонд-Роже де Фуа взмолился, стал просить
папу вернуть ему его добро. «Хорошо, — ответил тот. —
Храни вас Господь, сеньоры». И простился с ними.
Граф и его сын со вздохом обнялись:
один оставался [
с первыми лучами солнца покинул святой город.
Он остановился в Витербе[107], где праздновали Рождество.
К ночи к нему присоединился Раймонд-Роже де Фуа.
Оба отпраздновали там рождение божественного младенца,
затем граф отправился в собор Сан-Марко, в Венецию,
помолиться на могиле, в которой покоится евангелист.
Наконец, он прибыл в Геную, где стал ждать сына,
оставшегося при папе.
Поездка в Рим тулузского наследника, лишенного своего феодального наследия, не пропала даром: взамен утраченных им владений папа, «желая утолить его голод», подарил ему Бокер, землю Аржанса (между Нимом, Авиньоном и Арлем) в Венессене и, делая это, сказал ему: «До тех пор, пока мы не увидим, заслуживаешь ли ты большего, Симон будет править всем остальным». Юный Раймонд VII отказался.
«Святой отец, — непреклонно произнес он, — мне нестерпимо делить мою землю с этим человеком, Иисус не может такого допустить; отныне оба мы можем жить лишь ради того, чтобы победить иди умереть: один будет править на земле, другой опустится в гробу на глубину нескольких футов. Мне ничего от тебя не надо, кроме твоего благословения и страны, которую я завоюю».
«После самой непроглядной ночи наступает рассвет, — ответил ему на это папа Иннокентий III, — не забывай об этом, и да сопровождает тебя повсюду сладчайший Иисус, пусть Он исполнит твои желания и охранит тебя от всякого зла».
И вот в конце февраля 1216 года Раймонд VII, сын графа Тулузского, скачет во весь опор по дороге, ведущей из Рима в Геную, где ждет его отец, Раймонд VI. Ему не терпится снова вдохнуть благоухание Прованса и услышать стрекотание первых весенних цикад. Он летел вперед, с развевающимися на ветру волосами, но на сердце и на душе у него было тяжко: впервые в истории Церкви и христианства довод силы — обычная военная победа в Мюре — превратилась в истину веры, и графы Тулузские, отец и сын, утратили со своими обширными наследственными владениями Прованса и Лангедока лучшие феоды Франции. Чем не повод начать войну и постараться их вернуть!
8
ФЕОДАЛЬНАЯ ВОЙНА: ПЕРВЫЕ ЖЕРТВЫ, ПРОВАНС И ТУЛУЗА
В феврале 1216 года, прибыв из Рима, где состоялся собор, и проехав через Геную, граф Тулузский, Раймонд VI, которому пошел тогда седьмой десяток, и его сын, Раймонд VII, которому едва исполнилось девятнадцать, добрались до Марселя по приморской дороге, которую мы сегодня называем «La Basse Corniche», нижней горной дорогой или горным карнизом, и которая в то время была всего-навсего каменистой тропой среди скал. Несомненно, ехали они верхом, и вполне возможно, что их сопровождал небольшой вооруженный эскорт. Шумная и многочисленная толпа радостно встретила графа Тулузского и его сына, и те расположились в некоем «замке Толоне». Во всяком случае, именно это поведал нам анонимный продолжатель, взявший перо из рук Гильема из Туделы и на всем протяжении второй части «Песни о крестовом походе» остававшийся на стороне жителей Лангедока:
В Марселе, на дороге, идущей над морем,
народ шумно и радостно их приветствовал.
