Отец суров был и угрюм,Да пил запоем. Дан был умЕму большой, и желчи многоВ нем было. Горе испытав,На жизнь невольно осерчав,Едва ль он даже верил в бога(В тебя его вселился нрав).Смотрел он злобою печальной —Предвидя в будущности дальнойТвоей и горе, и нужду, —Как мать девчонку баловала,И как в ней суетность питала,И как ребенку ж на бедуВ нем с детства куклу развивала.И был он прав, но слишком крут;В нем неудачи, тяжкий трудДа жизнь учительская се́лиВсе соки лучшие. Умен,Учен, однако в знаньи онНи проку не видал, ни цели…Он даже часто раздраженБывал умом твоим пытливым,Уже тогда самолюбивым,Но знанья жаждавшим. Увы!Безумец! Он и не предвидел,Что он спасенья ненавиделТвоей горячей головы, —И в просвещеньи зло лишь видел.Работы мозг лишил он твой…Ведь если б, друг несчастный мой,Ты смолоду чему училась,Ты жизнь бы шире пониматьМогла, умела б не скучать,С кухаркой пошло б не бранилась,На светских женщин бы не злилась.Ты поздно встретилась со мной.Хоть ты была чиста душой,Но ум твой полон был разврата.Тебе хотелось бы блистать,Да «по-французскому» болтать —Ты погибала без возврата,А я мечтал тебя спасать.Вновь тяжко мне. ВоспоминаньяВстают, и лютые терзаньяМне сушат мозг и давят грудь.О! нет лютейшего мученья,Как видеть, что, кому спасеньяЖелаешь, осужден тонуть,И нет надежды избавленья!Пойду-ка я в публичный сад:Им славится Самара-град…Вот Волга-мать предо мнойКатит широкие струи,И думы ширятся мои,И над великою рекоюСвежею, крепну я душою.Зачем я в сторону взглянул?Передо мною промелькнулДовольно милой «самарянки»Прозрачный облик… Боже мой!Он мне напомнил образ твойКаким-то профилем цыганки,Какой-то грустной красотой.И вновь изменчивые глазки,Вновь кошки гибкость, кошки ласки.Скользящей тени поступь вновьПередо мной… Творец! нет мочи!Безумной страсти нашей ночиВновь ум мутят, волнуют кровь…Опять и ревность, и любовь!Другой… еще другой… Проклятья!Тебя сожмут в свои объятья…Ты, знаю, будешь холодна…Но им отдашься все же, все же!Продашь себя, отдашься… Боже!Скорей забвенья, вновь вина…И завтра, послезавтра тоже!
