свету словно капли росы.
И, вновь бросая вызов традиции, Эльмина отказалась от торжественной процессии со шлейфом — пусть искрящаяся ткань свободно стелется за ней, когда она пойдет к алтарю.
Очередной проблемой стал выбор диадемы.
Маркиз прислал три, одна больше другой, но все они своим видом угнетали ее.
— О, как они бесподобны! Такое великолепие! — восклицала Мирабель.
Она примерила одну и тут же сказала:
— Обещай мне, когда я буду выходить замуж, ты позволишь мне позаимствовать у тебя вот эту. Если мне удастся ее надеть, это будет самая шикарная корона в моей жизни.
— Конечно, ты сможешь ее надеть! — не задумываясь ответила Эльмина.
А вот ей самой эта диадема совершенно не подходит.
Она в отчаянии смотрела на другие две.
Пока она мучилась вопросом, как ей поступить, к ней обратился отец:
— Мне кажется, дочка, нелепо тратить безумные деньги, которых у меня не так уж и много, на дорогой свадебный подарок, когда твой будущий муж столь, богат.
— Действительно, ни к чему расточительность, папа, — согласилась Эльмина.
— Вместе с тем, — задумчиво произнес граф, — людям покажется очень странным, если я не преподнесу тебе какое-либо украшение.
— В этом нет никакой надобности… — попыталась возразить девушка.
— И вот что я решил, — продолжал граф, не обращая внимания на ее слова. — Ты можешь взять в подарок от меня тот венок полевых цветов, который твоя бабушка носила совсем еще юной девушкой.
У Эльмины от радости перехватило дыхание. Именно эту семейную драгоценность она любила больше всего и всегда ею любовалась.
Но венок постоянно хранился в сейфе, и она никогда ни на ком его не видела.
Графиня предпочитала надевать более внушительную диадему, а граф всегда опасался, что из венка могут выпасть камни, а ему совсем не хотелось рисковать ими.
Теперь, слушая отца, Эльмина поняла — именно этого ей не хватало в свадебном наряде.
Венок из полевых цветов искусно выполнил некий знаменитый ювелир восемнадцатого столетия.
В семье хранился портрет ее бабушки в двенадцатилетнем возрасте, на котором она изображена в этом венке.
— Ты не мог сделать мне лучшего подарка, папа! — воскликнула Эльмина. — Спасибо тебе, огромное спасибо!
Граф был немного обескуражен ее реакцией, но решил послать венок вместе с остальными подарками, которые она получила, в Фалькон, где они будут выставлены на обозрение гостей во время приема в честь свадьбы.
Эльмина, однако, успела извлечь венок из отделанной бархатом коробочки, прежде чем тот успел покинуть дом.
Ей удалось надеть венок под фату, и никто не узнал, что она не намерена появиться в церкви в одной из диадем Фальконов.
Была и другая проблема, связанная с букетом.
Мама настаивала, чтобы она несла букет, который садовники графа составят из белых гвоздик и лилий.
Но пока маркиз все еще находился в Лондоне, Эльмина съездила верхом в Фалькон, никому не сказав об этом.
Она поставила свою лошадь в конюшню к Хагсону.
Тот радостно приветствовал ее.
— Мы решили, что вы позабыли нас-то, ваша светлость!
— Вы не станете так говорить, когда будете видеть меня каждый день, — улыбнулась Эльмина. — Тогда, возможно, вы от меня устанете!
— Как можно, ваша светлость! — запротестовал Хагсон. — Тут есть несколько новых лошадок, могу показать вам, уж точно, вы признаете их лучше тех, что прежде у нас бывали.
— Не может быть!
Она пошла вдоль стойл, осматривая новоприбывших лошадей и обсуждая их в деталях с Хагсоном, одну за другой.
Затем она пошла в сад, к главному садовнику Лестеру.
С ним она тоже была хорошо знакома по прежним посещениям.
Решив, что девушка хочет посмотреть на орхидеи, которыми он собирался украсить зал для приемов, Лестер гордо сказал с шотландским акцентом:
— Они р'спустятся точно в срок, ваша св'тлость!
— Посмели бы не сделать этого! — улыбнулась Эльмина. — Я вообще-то приехала к вам за советом.
Лестер внимательно слушал, пока она объясняла ему, что ее свадебное платье отличается от обычных, традиционных, но впечатление будет полностью испорчено, если ей придется нести сакраментальный букет из гвоздик и лилий.
Лестер снискал славу одного из ведущих садовников страны, и маркизу, по правде говоря, с трудом удалось убедить его оставить Кью Гарденс и переехать к нему выращивать экзотические цветы в оранжереях Фалькона.
Главный садовник отлично понял Эльмину и показал ей одну весьма необычную орхидею.
Лепестки цветка был и почти прозрачны, их белизна слегка оттенялась зеленоватыми вкраплениями.
Казалось, первые лучи солнца пронизывают водную гладь.
Увидев их, Эльмина вспомнила картины, возникавшие пред ее внутренним оком.
К тому же эта орхидея чудесно гармонировала с цветом ее глаз.
— У нас есть н'много этих цветов, ваша св'тлость, хватит для маленького букета, — сказал Лестер, — и если вы понесете их, то б'дет сюрприз для его св'тлос-ти, они у нас впервые зацвели.
Эльмина затаила дыхание.
— Только не говорите ему, — попросила она, — а то он не даст мне этого сделать.
Главный садовник рассмеялся.
— Это б'дет н'шим с вами секретом, ваша св'т-лость, но я не верю, б'дто он рассердится. Ну, а даже если и б'дет, так уж п'здно, ничего не поделаешь!
— И я так думаю! — подмигнула ему Эльмина.
Ее букет был доставлен в Уорн-парк лишь за несколько минут до того, как она спустилась вниз.
Она специально велела привезти орхидеи лишь после отъезда матери в церковь, и теперь оба букета ожидали ее в холле.
Орхидеи и белые цветы из сада, срезанные садовниками, лежали рядом.
Девушка пересекла комнату, направляясь к скамье за букетом, который сама для себя заказала.
Но тут ей пришла в голову идея.
— Положите белый букет в карету, — обратилась Эльмина к одному из лакеев.
Пока тот исполнял распоряжение, граф заинтересовался происходящим.
— Зачем тебе два букета? — подозрительно спросил он.
— Я подумала, папа, было бы неплохо положить один белый букет на могилу бабушки, она ведь как раз там, за оградой.
Граф, похоже, был удивлен.
— А почему ты хочешь это сделать?
— Я весь день сегодня думала о бабушке — как все восхищались ею! К тому же, видишь, я надела этот венок, когда-то принадлежавший ей и который теперь ты передал мне.
Судя по выражению его лица, ее слова вызвали у графа не меньшее удивление.
Но сейчас его прежде всего беспокоило, как бы им не опоздать в церковь.
— Что ж, хорошо, тогда пойдем, — сказал он. — Некогда разговаривать, Фалькон будет недоволен,
