Маркиз умолк и снова уткнулся в письмо.
— Я не стал сообщать вам об этом, так как арабы непредсказуемы. Мне казалось, хоть он и согласился на мое предложение, он столь же легко мог придумать немало отговорок, чтобы не отправлять кобылу из своей страны.
Маркиз протянул ей листок.
— Но я ошибся. Как видите, в письме сообщается о прибытии Шалом в Дувр, и, если на то будет воля Аллаха, она окажется здесь уже через два дня.
Предстоящее появление Шалом Эльмина восприняла с таким же волнением, какое испытывал маркиз.
И когда прошлым вечером, уже в наступивших сумерках, кобылу доставили в конюшни Фалькона, они вместе отправились туда, чтобы проверить, все ли благополучно и удобно ли кобыле в специально приготовленном для нее стойле.
Это было красивое животное с изогнутой шеей, и оно обладало всеми качествами чистокровной арабской кобылы.
Шалом оказалась настолько безупречной, что нельзя было не согласиться с теми, кто назвал ее «самой совершенной лошадью в мире».
К явному неудовольствию маркиза, ему не удалось сохранить свое приобретение в тайне от журналистов.
Газеты не только сообщали о прибытии кобылы, но описывали также его дом и его конюшни, не преминув сделать несколько весьма похвальных комментариев по поводу других его лошадей.
Прочитан все публикации в «Тайм» и «Морнинг пост», Эльмина заметила:
— Уверена, после этих статей зеваки начнут стучаться в ворота с просьбой позволить им посмотреть на Шалом.
– Меня в высшей степени раздражает всякого рода писанина обо мне! — нахмурил брови маркиз. — Терпеть не могу, когда подобная информация просачивается в прессу — это неизменно заканчивается неприятностями.
Вспомнив, как местные жители болтали о его отношениях с леди Карстэйрс, она спешно переменила тему.
Эльмина не сомневалась: фанатиков не остановит даже то, что хозяева желают побыть одни и у них медовый месяц.
В Фалькон обязательно станут приезжать те, кто захочет посмотреть на Шалом.
А теперь, убедившись, что все равно не уснет, она сама решила посмотреть на кобылу и мимоходом заглянуть в стойла, как частенько делала дома, независимо от времени дня или ночи.
Она зажгла свечу и открыла платяной шкаф.
Ей сразу же попался на глаза черный костюм для занятий карате, лежавший на дне.
Натянуть его на себя не составило никакого труда.
Во всяком случае, это было значительно легче, нежели возиться с каким бы то ни было платьем.
Девушка знала наверняка, что все уже спят и никто ее не заметит в таком наряде. Она убрала назад длинные волосы, перевязав их лентой, тихонько открыла дверь спальни и пошла по коридору.
Как всегда по ночам, в большинстве серебряных подсвечников свечи не горели, но остальных ей вполне хватало, чтобы видеть дорогу.
Эльмина, однако, не стала спускаться по парадной лестнице, потому что в холле дежурил ночной лакей.
Она предпочла черную лестницу и дверь, выходящую прямо в сад.
Оттуда ей оставалось пройти лишь короткое расстояние вдоль кустов рододендрона, и она оказывалась у цели.
Тропа была освещена луной, но вряд ли кто-нибудь сумел бы разглядеть девушку в тени кустарника, выгляни он из окна.
Эльмину это устраивало, так как у нее не имелось ни малейшего желания объяснять кому бы то ни было причины своей бессонницы и беспокойства.
Она прошла под сводчатой аркой и попала на мощенный булыжником конюшенный двор.
Как и следовало ожидать, вокруг было тихо, хотя на ночь всегда оставляли одного или двух конюхов на случай, если какая-нибудь лошадь заболеет или чего-то испугается.
Скорее всего, дежурные мирно спали, и она надеялась, что ее не услышат.
Дверь в конюшню оказалась открытой, и это немного смутило Эльмину.
Она вошла внутрь и уже приблизилась к стойлу Жаворонка, когда вдруг заметила мелькнувший свет в следующем стойле, где разместили Шалом.
Девушка побежала туда. Стойло было открыто. Заглянув внутрь, она с удивлением обнаружила рядом с арабской кобылой двух незнакомцев.
При ее появлении они повернулись, и один грубым голосом воскликнул:
— Кто тут есчо, ч'го тебе надо?
— Да она женщина! — сказал другой.
— Что вы здесь делаете?.. — вымолвила Эльмина, но тут ей на голову набросили что-то тяжелое.
Она попыталась сопротивляться, однако в ту же минуту поняла — помешать им она бессильна.
Она хотела крикнуть, но ее голос потонул в толстой попоне.
Ее связали, туго прижав руки к бокам и стянув веревкой лодыжки.
Эльмина вскрикнула от ужаса.
Ее опрокинули, и она осталась лежать на полу.
Все произошло так стремительно, что она не успела хоть что-нибудь понять, лишь чувствовала себя связанным цыпленком, подготовленным для жарки.
— Ты же г'в'рил, что всех ул'жил, Берт, — сказал кто-то.
— Ну да! Этой-то т'м и не б'ло т'гда!
—
Эльмине показалось, будто это тот самый, что подошел к ней сзади и набросил ей на голову попону.
И говорил он с каким-то странным акцентом, совсем не так, как остальные.
— Лушше пфоз'мем ее с сопой, — произнес первый. — Она видела наши лица, непезопасно остапф- лятьеездес'.
— Ле'гче ва-а-ще убить!
От этих слов Эльмина судорожно вздохнула.
— Займемся этим позже. Шевелитесь! Эйб сказал, надо двигаться!
— Если брать ее с собой, нам нужна другая лошадь.
— Заметано, Берт, но бери поспокойнее, и пускай едет впереди тебя. Так будет лучше, а я поеду на арабской.
Эльмина с ужасом прислушивалась к их разговору.
Она догадалась, что грабители собираются украсть арабскую кобылу, о которой писали в газетах как о самой совершенной лошади в мире.
И самой дорогой.
Выходит, кто-то нанял этих людей, чтобы украсть Шалом у маркиза.
Она услышала шаги.
Кто-то из соумышленников прошел в соседнее стойло и стал осматривать Жаворонка.
Конь терпеть не мог, когда незнакомые люди входили в его стойло, и набросился на мужчину.
Берт поспешно ретировался со словами:
— Я эту скотину не возьму!
— Тогда найди другую, дурак! — рассердился тот, что, видимо, был за старшего. — Вон их сколько, выбирай любую!
Берт ушел в противоположный конец и через минуту сказал:
—Тут вроде есть поспокойнее, но кто-нибудь помогите мне надеть седло.
— Веди сюда, — приказал Эйб, — Жак поможет тебе!
