основу созидания новой личности — не наркомана — было положено обязательное и полное наркотическое и алкогольное воздержание.
Все вопросы, связанные с нашим домом и сообществом, обсуждались вместе, и каждый имел право свободно высказать свое мнение. Конечно, произошло естественное размежевание позиций, на осуждающие и более одобрительные. Были опредены условия, необходимые для успешного лечения, а также последствия в случае их невыполнения. Конечно, все это звучит громко, однако достижение намеченных целей было, как вы, вероятно, догадываетесь, отнюдь не легким делом.
Сегодня действует четырнадцать Домов МОНАРа, эксперимент стал системой.
Мог ли я ожидать этого?
Несомненно одно: я никогда не думал, что все это приобретет такой размах.
Когда от нас стали выходить первые выздоровевшие пациенты, я увидел, что целые толпы новых наркоманов тоже ждут помощи. К нам стали приходить письма от многих беспомощных и отчаявшихся молодых людей, которые поверили, что здесь они обретут свой единственный шанс.
В очередной раз я оказался перед необходимостью сделать нелегкий выбор: или продолжать узкую деятельность в одном «элитарном» центре или же выйти за его рамки и попытаться помочь также и другим, предлагая им свой опыт.
Реальность торопила. И я решился. Мы обратились ко всем людям доброй воли, к тем, кто хотел бы помогать наркоманам. Мы отвоевывали все новые и новые помещения, на которые прибивалась вывеска: «МОНАР». Для меня тоже наступили новые времена, времена долгих, иногда по целым неделям, разъездов из центра в центр затягивающиеся на всю ночь бурные сеансы психотерапии и не менее долгие разговоры с работниками этих центров. Тысячи километров на спидометре сотни новых лиц и сотни проблем.
Откровенно говоря, охваченный собственным энтузиазмом, я и не предполагал, что будет так мучительно трудно. Я не ожидал, что помимо работы с наркоманами на мою долю выпадает еще и необходимость формирования взглядов их воспитателей, которым, при всем их желании работать в МОНАРе, приходится преодолевать в самих себе множество бартеров.
Все, кому хотелось бы насаждать у нас избитые лозунги и схемы, строить из себя идолов и непогрешимых гуру, иными словами, заниматься педагогической халтурой, все эти люди не вправе находиться среди особо чувствительней к лицемерию и ханженству молодежи.
Как объяснить это сейчас тем взрослым, кто пришел в МОНАР помотать, кто, по их же словам, хочет лечить не себя, а только других. Многие среди них — прекрасные люди, увлеченные делом, но вместе с тем нередко и сами не менее искалечены отягощающим их жизненным опытом и привитыми моделями воспитания.
К сожалению, одних благих намерений недостаточно. Нужно еще обладать такими качествами, как способность воспринимать новую информацию, смелость перед неизвестным, готовность человека самому меняться по мере открытия новых сторон правды об окружающей жизни.
Поэтому я так страстно осуждаю ошибки в существующей системе воспитания и обучения. Я просто боюсь, что вряд ли найдется много людей, желающих помочь молодежи и готовых при этом отказаться от собственных амбиций, мелочности, не всегда честных игр, имеющих целью угодить своему тщеславию или успокоить совесть.
Посещая отдельные центры, я вижу, как многие теряют веру в свои силы, разочаровываются, потому что они не ждали таких трудностей, и уже никакие заработки и социальные ассигнования их не привлекают. Глядя на них, я чувствую себя бессильным и начинаю бояться, что все, что мы с таким трудом создали, может рухнуть, потому что просто некому будет воплощать и продолжать начатое.
Система МОНАРа предъявляет высокие требования к тем, кто занимается нашим делом. Эти требования касаются не только их профессиональных познаний, но и их человеческих качеств. Трудно охватить все эти проблемы, учитывая объемы обязанностей сотрудников МОНАРа.
Система, которую мы создали, это не система административно-приказного типа, когда, оценивая любого работника, можно руководствоваться одним четким критерием — выполнил приказ или не выполнил.
Мы исходим в своих действиях из велений сердца и стремлений души, опираясь на самостоятельность и творчество, на умение понять потребности другого человека. Это свидетельство нашего доверия к людям, нашей веры в добро и альтруизм.
Возможно, многие сочтут подобные идеи проявлением наивности и незнания действительности. Но мне представляется, что все это элементарные требования, которые обязан выполнять каждый, кто решился на такое огромное дело, как воспитание.
На практике это выглядит по-разному.
Встречаются люди, еще не созревшие, для которых все, что происходит в МОНАРе, не более чем игра, и они стараются устроиться поудобнее, чтобы отдавать этому как можно меньше сил. Другие воспринимают далеко зашедшую самостоятельность и самоуправление молодежи буквально и говорят так: «Они лечатся, вот пускай и работают». А есть и такие, которые уже заранее делят пациентов на излечимых и неизлечимых, подобно тому, как некоторые учителя избавляются от трудных учеников, отсылая их в специальные школы.
Временами я чувствую себя виноватым в том, что мы слишком поспешно понаоткрывали столько центров, а я, несу ответственность за них и за все, что в них происходит.
Но с другой стороны, я в то же самое время знаю о сотнях наркоманов, жаждущих попасть в МОНАР и еще о тысячах других, кто погибает и требует немедленного лечения. Такова цена, которую мы теперь, платим за многолетнее игнорирование этой проблемы. Я знаю, что а настоящий момент МОНАР не имеет возможности удовлетворить все надежды общества в борьбе с наркоманией, и неизвестно, когда у него появится такая возможность. Впрочем, мы не претендуем на монополию в деле искоренения наркомании. Практика других стран в этой области показывает, что временные меры не приносят результатов. Только система быстрых и продуманных действий может привести к успеху, и то не сразу. Необходимо осознать, что данная проблема касается вопросов управления социальными процессами, а это требует времени и больших затрат сил и средств. Что мы сможем сделать, если вдруг сейчас тысяча наркоманов — а это лишь незначительная их часть — изъявила бы желание лечиться? Ответ драматичен — мы были бы бессильны, потому что у нас нет такой возможности.
Каждый, кто хоть раз видел погибающего от наркомании молодого человека, не может остаться равнодушным к этому вопросу. Многие уже умерли, и будут умирать все новые и новые. А однажды может случиться так, что им окажется ваш ребенок. Возможно, я слишком жесток, но, честно говоря, я уже не знаю, что говорить и в какой форме апеллировать ко всем, кто мог бы что-то сделать.
В какой-то момент я вышел за пределы исключительно терапевтических методов и стал встречаться с молодежью; учителями, родителями, священнослужителями — со всеми, кого заботит дальнейшая судьба наших детей. Я встречаюсь с разными людьми и имею возможность наблюдать весь спектр мнений: от полнейшего равнодушия до ужаса в глазах и желания серьезно задуматься. Есть и такие, которые относятся к этим вопросам как к чему-то экзотическому. В некоторых школах учителя с удовольствием констатируют, что у них, на счастье, все в порядке, но, наверное, нужно Котаньского послушать, потому что сегодня все об этом говорят.
Подобную позицию занимают и многие родители.
Дорогие родители!.. Вы нередко заблуждаетесь, когда думаете, что все в порядке. О том, как у ваших детей обстоят дела в школе, лучше всего знают сами дети, при этом вы бы многое могли узнать, если бы такие сведения могли к вам просочиться. К сожалению, вы плохо осведомлены в этих вопросах, так как ваши дети тщательно скрывают от вас такого рода информацию. Наша практика и сведения, полученные от самих наркоманов, показывают, что значительная часть родителей ничего не ведала о проблемах своих детей, а правда открывалась часто лишь спустя несколько лет, когда их сын или дочь попадали в больницу. К сожалению, многие остаются глухи к подобным аргументам. Что ж, ведь всегда можо утешить себя тем, что «меня это не касается».
Но я все же продолжаю упрямо верить в желание энтузиастов что-то делать. Верю также и в тех, кто редко меня обманывает — в саму молодежь. Я видел много замечательных молодых людей, которые страстно хотят жить и познать мир, чутких, восприимчивых к проблемам своих друзей. Я верю в них, потому что всегда находил среди них доброжелательный отклик и понимание, и к ним в первую очередь мне бы и