нимбом? Больно, обидно. Вот и стараются: чистят, рихтуют, ностальгически вспоминают былое, мол, что с нами, бедными, сделали! А что, собственно, сделали? Заставили разделить судьбу своих же героев. Разве не справедливо? — Вот ты назвал: Африканыч. Можно добавить шукшинских чудиков и других. Это же, если так можно сказать, своеобразный подвиг юродства, неприятие окружающего мира, конфликт с ним. Но ведь ясно: ни одна литература без конфликта существовать не может. Сама человеческая жизнь, жизнь всего человечества замешана на конфликте и без конфликта — ничто. Русская литература тем и отличается, что пытается найти свет во тьме конфликтов. Князь Мышкин, Раскольников, Мармеладов, Свидригайлов, Обломов… Люди! Человеки! И убийцы, и святые…
— А где Дежнев, Хабаров, где Суворов? А Ермак? Не просто так эти люди взяли и подмяли под себя шестую часть суши. По плечу ли это хилой нации, какой хотят нас выставить? Просто не может Моська выписать Слона, не может! Моська всегда выпишет Моську, даже если при этом наречет ее Слоном. Трусоватенький, вечно навеселе писатель наш, привыкший жить с фигой в кармане, и при этом рука у бедного потеет, а ну, как фигу в кармане разглядят, он что, Ермака напишет? Чтобы выписать Ермака, надо быть eго сотоварищем, по духу сотоварищем, по характеру, — волю надо иметь Ермака. Это Гулливер может взять лилипута и рассмотреть его со всех боков, но наоборот — никогда… Ладно, оставим современную литературу, возьмем дореволюционную. Разве нет на ней вины за свержение русской православной монархии, за разрушение государства? — Если в чем–то я и не согласен с тобой, то здесь солидарен полностью. Но поговорим о другом. Крепко били? — Не то, чтобы больно было, обидно было, стыдно, позорно до чего мы дожили. Московское еврейское культурно–просветительное общество — МЕКПО потребовало от генеральной прокуратуры привлечь меня к ответственности за издание Победоносцева, Шульгина. Ты можешь представить, чтобы в Израиле русские потребовали привлечь к уголовной ответственности еврейского министра печати за издание еврейских мудрецов. Как же мы дошли да жизни такой, что о нас, русских, в родной стране ноги вытирают. Дожили до того, что в Московском городском суде адвокат Ельцина Абушахмин, отвечая на вопрос, за что был уволен Миронов, нагло, с вызовом объясняет суду: «Не может министр, отвечающий за печать, книгоиздание и полиграфию, все время говорить: «национальный дух», «Россия», «Русь», «русские, русские, русские…». И в центре столицы Руси суд принимает сторону руссконенавистника.
Зато когда ты, русский, сопоставляя наворованные миллиарды Березовского, Гусинского, Ходорковского, Смоленского, Малкина, Фридмана, Абрамовича с тем, что забайкальские горняки получают по три булки хлеба в неделю независимо от количества едоков, — и это весь их заработок!, и называешь это фашизмом, тебя тут же тянут в прокуратуру за разжигание национальной розни. Но разве это не фашизм, когда один народ жиреет и жирует за счет другого народа? Жидам удалось прибрать Россию к своим загребущим рукам. У них все — власть, суды, деньги, заводы, газ, нефть, пресса, телевидение. И они, не желая повторить судьбу монголо–татарского, польского володения Русью, стремятся извести русский дух, русское национальное сознание, выморить народ голодом, страхом, беспросветностью, воспитать из подрастающих русских рабов, равнодушных к заветам и подвигам предков, но зато пресмыкающихся перед золотым тельцом. Конечно, просто так они власть не отдадут: слишком уж лакомый кусок Россия, да и страшатся они праведной расплаты за свои преступления. К тому же жиды хорошо понимают, потеряв власть в России, они потеряют ее везде, ибо тотчас по всему миру прокатится национально–очистительное движение. Снова судьба мира решается в России. Глупо думать, что оттеснить от власти это племя можно с помощью выборов, им же изобретенной «четыреххвосткой» — всеобщим, прямым, тайным, и равным голосованием, из которого они уже давно сделали балаган, шоу, игрище.
— Вот ты говоришь «жиды», а не боишься, что тебя, а через тебя и журнал, который будет публиковать нашу беседу, обвинят в антисемитизме.
— Нет, не боюсь. Давай по порядку. Что такое антисемитизм с точки зрения самих жидов, которые размахивают им как дубиной, силу которой придает 282–я статья Уголовного кодекса — разжигание национальной розни, так вот, в представлении самих жидов, а я ссылаюсь на одно из лучших еврейских изданий — «Краткую еврейскую энциклопедию», антисемитизм есть нелюбовь к евреям. Антисемит — человек, не любящий евреев. Все, точка. И что из того, что я, русский Миронов, не люблю евреев, да и какой русский человек может любить их после того, что они сделали с Россией. Но ведь я не только евреев не люблю, я не люблю, терпеть не могу разных там «голубых», не люблю проституток. Но вот что интересно, услышав, что я их не люблю, ни одной проститутке, ни одному «голубому» даже в голову не придет жаловаться на меня, и только жид тут же строчит донос в прокуратуру а, значит, используя силовые структуры в лице суда, прокуратуры, хочет насильно заставить меня, чтобы я его, жида, полюбил. А ведь это уже уголовщина, — склонение к сожительству, хотят силой добиться любви… И потом, чем это я нарушил закон и какой закон я нарушил тем, что я, русский, на русской земле разговариваю на русском языке, жида называю жидом, как учили меня лучшие знатоки и хранители русского языка Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Даль, Некрасов, помнишь у Некрасова:
А то, что жидам не нравится, как мы их называем, так ведь это мы их так называем на своем родном русском языке. Мы не знаем и нам совсем не интересно, как они нас называют на идише или на иврите, мы не вмешиваемся в чужой язык и не должны позволять, чтобы кто–то вмешивался в наш родной язык. Получается, что жиды уже ввели черту оседлости для нас, русских, в нашем же родном русском языке, запретили пользоваться словом жид, и мы согласились с этой чертой.
— Насколько я помню, все время, пока ты был министром, тебя обвиняли даже не в разжигании национальной розни, а в национализме. Многие газеты после твоей отставки вышли с заголовками: «Уволен за национализм», «Одним националистом в Правительстве России стало меньше»…
— Национализм — это любовь к своей нации, что в том плохого. Пока есть нация, должны быть и национализм, и националист. Мне кажется, понятие нации должно быть дорого, близко, свято, как понятие семьи, а инстинкт сохранения нации должен быть мощнее инстинкта самосохранения. Сегодня нам просто запудривают мозги, злоумышленно смешивается искреннее, чистое понятие национализма с шовинизмом и экстремизмом. Почему так ненавистен врагам России русский национализм, причем, им одинаково ненавистен и татарский, и башкирский, и бурятский национализм, национализм вообще, потому что они хорошо понимают: только национализм — любовь к своей нации, способен возродить в людях национальный дух, национальное сознание. А, возродив русский дух, возродим Россию, так уж было в отечественной истории шестьсот лет назад, и все хорошо знают, чем это закончилось…
— Куликовской битвой? — Совершенно верно. Сегодня именно от нас, ныне живущих, от нашей воли и нашего духа, зависит судьба всего русского народа — останемся ли мы русскими людьми, нацией, в сыновьях Александра Невского, Дмитрия Донского, Козьмы Минина, Михаила Кутузова, Георгия Жукова, в отцах будущих русских поколений или от великого русского народа останутся лишь жалкие остатки, хранящие воспоминания о себе как о нации, о своей вере, культуре, армии в этнографических музеях резерваций.
— Почему–то слово «резервация» послушно тянет за собой слово «Америка»… Совсем недавно в русском переводе вышла книга бывшего американского сенатора Дэвида Дюка «Еврейский вопрос глазами американца» с твоим предисловием «Неусвоенный нами урок». Я был на презентации этой книги в Москве, слышал выступление Дюка, твое выступление, где ты говорил о том, что в издательстве твое предисловие изрядно «причесали»…
— Я сказал «и постригли, и побрили»…
— Словом, стесали острые углы. И все равно на тебя за твое предисловие завели уголовное дело …
— Думаю, на меня набросились за предельную обнаженность проблемы. Я писал, что в России еврейский вопрос еще не вызрел, что в массовом сознании еврейство не обозначаемо как враг, как саранча, уничтожающая наши национальные корни. Разве не так? В противном случае мы бы не голосовали за