себя, а не изменением мира. Поскольку отличия между адептом и божеством иллюзорны, идущие по Тропе не молятся, а управляют собственными состояниями, своим восприятием и памятью. Поскольку реальность бесконечна, они не замыкаются в рамках какой-либо доктрины, а изобретают эти самые доктрины в утилитарных целях, чтобы тотчас о них забыть, лишь только отпадёт сиюминутная нужда. Нет ни внешнего, ни внутреннего, ни высокого, ни низкого, ни силы, ни слабости, ни света, ни тьмы, – и так далее. Есть лишь единый поток, в коем слито реальное и воображаемое, а правила слишком просты и одновременно сложны, чтобы говорить о них вслух. И, разумеется, всё, что я только что наговорил, не имеет никакого отношения к действительности… но ведь я пользовался одним из Простых наречий. Такова Тропа.
- Не вижу ничего экстраординарного. Нормальное трансцендентное учение.
- Э, нет! Ничего в нём нет 'нормального'! Монотеистические учения, за редчайшими исключениями, враждебны любым переменам. Это понятно: они создаются для поддержания развитой государственности и власти единого закона. С другой стороны, мистики, пресуществляющие себя, не прибегают к магии, ибо уповают на чудо. Если вообще на что-то уповают, а не полагают, что просить высшие силы о чём-либо кощунственно: мол, на то они и высшие, чтобы лучше знать, что миру на пользу. Я повидал немало этой публики, так что поверь: от идущих Тропой они шарахнулись бы ещё быстрее, чем от классических магов. Лучшие из мистиков всего лишь стремятся воссоединиться с Абсолютом, стать частью одной из соборных сущностей, пребывающих одновременно и в реальности, и 'над' нею. Но куда чаще строгое следование религиозным заповедям рождает чудище обло по имени фанатизм. В мирах с заметной пси-составляющей теологическая магия редко изменяет окружающее, чаще происходит обратное. Нейтрализация активного начала, гасители пси-энергии, негаторы и зоны безмагии – в ассортименте. Любые заклятия – бесовщина и непрощаемый грех. Некое начало, скажем, Свет Предвечный, объявляется главным и единственным. А кто полагает, будто главенствовать должен не Свет, а Сияние, и не Предвечное, а просто Вечное, тот еретик. На дыбу его! Для начала. А потом – на солнышко. И воды не давать. Плоть очистится в муках, зато душе привалит аж семь больших куч благодати…
- Что-то ты слишком близко к сердцу принимаешь эти… религиозные эксцессы.
- Адепты Света Предвечного распинали меня пять раз, причём трижды – в сфере действия негатора магии, – сухо сообщил Эмо. – После каждого такого ритуала я только здоровье восстанавливал больше года по субъективному счёту. Не знаю, как у тебя, а моё бессмертие имеет серьёзные ограничения. Часть моей души эти три смерти разрушили полностью, часть – необратимо повредили. Так что к фанатикам агрессивного монотеизма у меня имеется особый счёт.
- Пять раз? – Я позволила удивлению отразиться на своём лице во всей его первозданной полноте. – Не многовато ли для урока?
- Это был не урок, – отрезал Эмо.
На этой радостной ноте наш разговор за ужином в трактире увял. А утром следующего дня Эмо ввёл меня в дозорное пространство Обители и вручил заботам Дикаря…
Меж тем скороговорка проводника оказала своё действие. Возвышенность со стоящим на ней Отравой, а также созданное для наблюдения за путниками хитро сложенное пространство растворилось в быстром изменении, слишком фундаментальном, чтобы вразумительно рассказать о нём… по крайней мере, на Простых наречиях, включая языки магических формул. Я и младший послушник обнаружили себя идущими по дороге сквозь кустарник, слишком узкой, чтобы на ней могли разъехаться две телеги. Судя по качеству дороги, Обитель отнюдь не была местом массового паломничества. А судя по положению солнца, изредка стреляющего игольчато узкими лучами сквозь листву, позднее утро таинственным образом перешло в ранний вечер.
Не давая мне времени задуматься о том, куда делись недостающие часы, Дикарь задал первый из мною же дозволенных вопросов. Оправдывая прозвище, сразу и в лоб.
- Кто ты такая?
Я воспользовалась уже опробованным рецептом.
- Какой именно ответ тебя устроит: сложный, простой или очень простой?
- Начни с очень простого, – сказал Дикарь. – И не спеши умолкнуть.
- В таком случае простейший из ответов таков: я – ваша новая… э… коллега. Соученица. Или послушница, если угодно.
- Ты же колдунья!
Эхом скрытого смысла в его голосе прозвучало иное: 'Обитель – не для женщин!'
Я проигнорировала это. Бороться с местными предрассудками – не моя задача. Да и вообще не задача, если подумать. Атакующий предрассудки подобен безумцу, хватающему руками ветер.
- Не колдунья, маг. И что с того?
- Идущему по Тропе приходится оставить иные пути. Тропа без того нелегка.
- Ничего. Я не боюсь трудностей. И потом, Лицедей успешно сочетает Тропу с магией.
- Лицедей – это особый случай.
- Я тоже особый случай. Каждый человек – особый.
Дикарь покачал головой. А я вспомнила, что высказывание насчёт особости каждого человека прямо противоречит тому, что заменяет в Обители основы учения. Раз они даже между богами и людьми не видят разницы, то между людьми и людьми её вообще не должно быть.
О! Это что же получается? Изучающие Бесконечное наречие, часом, не сливаются ли в одну из помянутых во вчерашнем разговоре соборных сущностей?
Что-то не прельщает меня единение с локальным абсолютом…
- Что ещё ты расскажешь о себе?
- Полное имя – Эйрас сур Тральгим. Урождённый некромант. Имею несколько дополнительных магических специальностей. В настоящее время проживаю в Шинтордане. Замужем за Устэром Шимгере из Дэргинского княжества…
- Очаровательно, – выдохнул Дикарь. – Значит, бросила дом и мужа…
- Не спеши с выводами… мальчик. Там, где осталась моя семья, с момента моей отлучки не прошло и часа. Но если я начну объяснять, как такое возможно, ты вряд ли поймёшь.
- Почему же не пойму? – послушник открыто и довольно нахально усмехнулся. – Течение времени в разных Лепестках различно, а ты умеешь пользоваться этим на практике, перемещаясь из одного в другой. Только и всего.
- А жидкое пластичнее твёрдого. Только и всего. И разве я утверждала, что Шинтордан находится в одном из Лепестков Пестроты? Мой родной мир лежит дальше, гораздо дальше…
- А родной мир Лицедея?
- Хороший вопрос. Если бы на него ещё можно было ответить так же хорошо… да какое там 'хорошо' – хотя бы вразумительно! Скажу так: родина Лицедея по сравнению с Пестротой находится почти рядом с моим миром. Но расстояние, разделяющее их, всё равно бесконечно больше, чем дистанция меж звёздами разных галактик. Настолько больше, что понятие расстояния утрачивает свою применимость, приобретая новое качество.
Похоже, Дикарь сумел уловить истинный смысл за моим лепетом насчёт галактик, потому что содрогнулся, как от внезапного порыва ледяного ветра.
Да так оно, собственно, и было. Его коснулся своими бесплотными руками ветер по имени Пустота. Та Пустота, в сравнении с которой ясное ночное небо мельче пересыхающей лужи. Потому что я видела ужасающее великолепие ОТКРЫТОГО космоса. И я помню, каково остаться наедине с реальностью, слишком обширной для самого буйного воображения.
Вряд ли изучение Бесконечного наречия подготовило Дикаря к встрече с подобным. Ко встрече с Пустотой подготовиться невозможно.
Даже для меня-дракона, меня-нежити она остаётся чересчур… пустой.
- Но ты всё же преодолеваешь эти расстояния, – сказал послушник. – И Лицедей тоже. Кроме вас наверняка есть ещё… умельцы.
- Есть. Мы называем себя Группой.
- Мой вопрос не в этом. Как?
- Мы пользуемся эхом могущества, созидающего миры. Ты мог бы назвать это благословением… ну, не бога – боги всего лишь управляют своими фрагментами реальности – а демиурга. Творца материальных
