нетерпеливо посмотрел на стоявшего за его спиной метеоролога:
— У вас все?
— Шторм — это враг, действующий по принципу: не ты меня, так я тебя. К шторму нужно подходить с меркой военного времени, как к очень опасному и коварному противнику, — начал тот с бесстрастностью робота. Он повторял это для Стахова. — Нужно быть предельно осторожным. Нужно быть готовым ко всему…
По мере того как говорил синоптик, лицо Стахова все больше и больше расплывалось в улыбке. Он только что прочитал интересную книгу французского метеоролога Молэна «Охотники за тайфунами», изучавшего тайфуны вместе с американскими и японскими специалистами в Японии, на острове Гуам.
Как он завидовал Молэну, принимавшему личное участие в полетах самолетов-разведчиков по заданиям центра предупреждения о тайфунах ВВС и ВМС США.
И вот теперь ему тоже представляется возможность проникнуть в центр урагана — в его «глаз».
— Я готов к полету, — сказал Уваров. Он, как всегда, был спокоен и собран.
— Я тоже, конечно, готов! — вырвалось у Стахова как-то по-мальчишески.
Спустя несколько минут летчики уже предстали перед врачом для медицинского осмотра.
— Ну, как мы себя чувствуем? — улыбнулся Саникидзе Юрию, как будто между ними и не было раздора. — Спалось нам хорошо?
— Послушай, Айболит, ты уж не кори-мори меня дюже за прошлое, — сказал Стахов врачу, стараясь быть естественным. — Погорячился я малость. С кем не случается.
— Ладно, дорогой. Нам сейчас не об этом нужно думать. Сам понимаешь.
Стахов кивнул. На душе сразу стало легче. Саникидзе долго крутил Стахова, выслушивал, выстукивал. Достал из стола знакомый Юрию эбонитовый диск с проводами, приложил его Стахову к лучевой артерии у запястья. И на шкале тотчас же зафиксировалось минимальное и максимальное давление.
— Значит, сделал Щербина тебе эту игрушку, — улыбнулся старший лейтенант.
— Отлично, понимаешь, действует, — врач положил на стол датчик и стал расспрашивать летчика, как он спал.
Стахов знал, что это делается не случайно, терпеливо отвечал на вопросы. Полет предстоял нелегкий, но летчик не боялся, что врач придерется к чему-нибудь и отстранит его от полета. Еще никогда он не чувствовал себя таким молодым и сильным, как в это утро.
Сквозь шторм
Уже рассвело, когда управляемая Стаховым спарка вырулила на старт и пошла на взлет. Самолет с первых километров пути изрядно потряхивало. Над морем, которое — клокотало и пенилось, стояла густая облачность. Старший лейтенант включил лампы подсвета приборов. Горизонт был виден плохо. Море сливалось с небом.
Ветер дул в лоб самолету. Скорость спарки снизилась. Ее кидало из стороны в сторону. Казалось, самолет выделывает в облаках странный, сумасшедший танец. И каждое «па» этого танца отдавалось в бедрах и плечах, притянутых к сиденью привязными ремнями. Летчикам хотелось поближе подойти к штормовой зоне, только тогда можно было получить более точные данные о развивающемся шторме. А чтобы сделать это, приходилось прикладывать огромные усилия.
За самолетом неотступно наблюдали с командного пункта, время от времени приказывали летчикам менять курс. В одном из районов на истребитель обрушились потоки воды. Стахову показалось, что машина нырнула в морскую пучину и летит боком. И волны пенными водопадами низвергаются с неба.
Где-то впереди все время вспыхивали молнии, и сильные грозовые разряды сотрясали воздух. Чтобы не повредить радио- и радиолокационную аппаратуру, ее пришлось на время выключить, и теперь летчики могли полагаться только на себя. Работая, они следили за состоянием отдельных силовых узлов самолета, за плоскостями, которые тонко вибрировали.
Иногда Юрию казалось, что на спарке лопнули тяги управления, она вышла из повиновения и летит неизвестно куда, подобно колыхающемуся листу бумаги, занесенному ветром высоко в небо.
Сердце летчика сжималось.
Обследование нужного района продолжалось минут сорок. Летчики уже было отчаялись найти крохотное суденышко, затерявшееся среди необозримых просторов моря, которое так сильно качалось под ними, словно хотело перевернуться, поменяться местами с небом. Но на корабле заметили самолет, дали несколько красных ракет.
Через минуту спарка сделала круг над тем местом, где дрейфовал сейнер. Уваров снова на некоторое время включил рацию и попросил запеленговать самолет.
Обнаружить, что произошло на корабле, летчикам не удалось, зато все указания метеоролога они выполнили успешно.
— Все! — сказал наконец Уваров. — Двигаем на аэродром.
Стахов расправил онемевшие плечи и стал менять курс полета. Теперь ему хотелось как можно скорее попасть домой. Юрию некогда было думать о чем-то постороннем, но все-таки на мгновение он представил себе, как товарищи встречают их самолет. Нет, он не будет хвастаться своими умелыми действиями в этом необыкновенно трудном полете. Летчиков этим не удивишь. Кому из них не приходилось бывать в сложных переплетах. Однако он с поднятой головой поглядит в глаза однополчанам. Теперь Турбай, надо надеяться, допустит его к самостоятельным полетам в сложных условиях.
Самолет шел с набором высоты. Вверху и внизу клубились облака. Когда Стахов делал разворот, где- то над самым ухом его так сильно грохнуло, что он невольно весь сжался и закрыл глаза. Но даже сквозь сомкнутые веки летчик почувствовал блеск молнии. А потом сделалось темно, будто на голову надели черный мешок. Летчик даже не сразу заметил, как загорелась красная сигнальная лампочка на пульте управления.
— Внимание! — услышал Стахов голос Уварова. — Горит двигатель! — Это было сказано так, как будто летчики находились в классе на тренажере-и командир ставил перед летчиком учебную задачу.
Старший лейтенант посмотрел в перископ и увидел выбивавшиеся из-под серебристой обшивки красные языки пламени, а за хвостом — темную полосу дыма.
Ему некогда было думать, отчего это случилось: от прямого ли попадания молнии в самолет — а в летной практике бывает и такое, — или электрический разряд произошел где-то рядом и от сильного сотрясения лопнула топливная проводка. Возникшая при трении металла искра воспламенила горючее. Руки сами, почти автоматически, стали быстро выполнять одну операцию за другой, чтобы не дать огню распространиться дальше. Вот уже перекрыт кран доступа горючего, убран на себя рычаг управления двигателем, выключены насосы подкачки и перекачки топлива, нажата кнопка включения огнетушителя.
За эти секунды Уваров успел передать на аэродром о случившемся.
— Беру управление на себя, — сказал командир эскадрильи.
«Что ж, это его право, — подумал Стахов. — Будь я сам старшим на самолете, поступил бы точно так же». Стахов отпустил ручку и как-то сразу почувствовал себя до предела беспомощным и опустошенным. Теперь было так тихо, что летчики, наверно, могли бы разговаривать друг с другом, не прибегая к переговорному устройству. Глубоко внизу, в разрывах между облаками, он видел-кипевшее море. Стахову нестерпимо хотелось откинуться навзничь, свободно протянуть окаменевшие ноги и руки, забыться.
Уваров положил машину на крыло, пытаясь скольжением сорвать пламя. Оно тотчас же исчезло. Но как только самолет пошел по прямой, огонь снова выбился из-под обшивки. Уваров опять применил скольжение. Это не помогло. Языки пламени стали еще длиннее.
«А вдруг взрыв?» — только теперь Юрий до конца осознал катастрофичность положения, в которое они попали. Он впервые в жизни почувствовал, как шевелятся волосы на затылке. Спину свел мороз, она одеревенела. Лицо сжалось, застыло. «Вот он какой… этот страх», — подумал летчик.
Самолет между тем вышел из облачности. Внизу по-прежнему простиралось бушующее море.
— Надо покидать машину, — сказал Уваров тихо, но твердо. — Катапультируйтесь, Стахов. А я пока
