облака, скрывая от летчиков землю.
Сначала атаковывал ведомый Пахомов. Дубовиков шел впереди. Потом, когда старший лейтенант выполнил три атаки, летчики поменялись местами.
Вот Дубовиков занял заданную дистанцию, стал увеличивать обороты, чтобы сблизиться. Но вместо того чтобы расти, обороты стали вдруг падать. Стрелка счетчика стремительно пошла влево.
Капитан посмотрел на температуру газов — температура была около нуля. Давление топлива уменьшалось.
Все говорило о том, что остановился двигатель.
Взгляд капитана невольно сосредоточился на высотомере: 12 500. Высота вполне достаточная, чтобы пытаться что-то предпринять.
Между тем шум двигателя за спиной летчика прекратился. Никогда в жизни капитану не приходилось ощущать такую тишину в воздухе. Она была почти осязаема.
Самолет шел более плавно, чем обычно, он словно плыл по тихой невидимой реке. Стрелки на приборах температуры газов и давления керосина и масла стояли на нуле. Немногим приходилось видеть такое «чудо» в стратосфере.
Отчего произошла остановка двигателя, летчик сейчас не думал. Он лишь отметил для себя, что при остановке не было тряски, приборы вели себя нормально, значит, ничего серьезного не произошло.
Позднее на этот счет было много толков. Одни говорили, будто двигатель прекратил работу потому, что летчик резко послал вперед сектор газа. Другие связывали это со спутной струей от впереди идущего самолета, в которую якобы попал Дубовиков, третьи предполагали, что в топливе оказалась вода.
Летчик не помнил, что он сделал вначале: доложил о случившемся на КП или закрыл стоп-кран, чтобы керосин не поступал в камеру сгорания. Может быть, то и другое он сделал одновременно. Он действовал, как автомат. Вот где помогли тренировки на земле. Чтобы не разряжался аккумулятор, Дубовиков выключил все приборы, которые забирали энергию. Энергия теперь нужна была при запуске. И тут капитан вспомнил о своем ведомом.
— Ноль сорок шестой, смотри за мной! — приказал он Пахомову на случай, если двигатель не запустится и ему придется катапультироваться. О посадке с выключенным двигателем не могло быть и речи: не было поблизости подходящей посадочной площадки. На пути самолета простирались леса, болота и топи.
С командного пункта капитану приказали снизиться на высоту надежного запуска. Летчик повернул в сторону аэродрома, перевел самолет в пологое пикирование, чтобы скорее, пока двигатель не остыл, снизиться до высоты, где воздух более насыщен кислородом, без которого невозможно воспламенить топливо в камере сгорания.
Самолет в абсолютной тишине резко снижался. Находившиеся в воздухе летчики прекратили радиопереговоры, настроились на прием. Было слышно, как отсчитывают секунды укрепленные на приборной доске часы. Десять секунд, двадцать, двадцать пять… Еще никогда так медленно не тянулось время. В голове пронеслась вереница мыслей: он увидел себя мальчишкой, провожавшим жадным взглядом каждый самолет. Вспомнил почему-то, что мать очень хотела, чтобы ее Володя стал инженером, и когда он поступил в аэроклуб, она плакала. «Это такая опасная профессия, — говорила она — Ты разобьешься. Оставь свою затею!..» Но Владимир не оставил. С упорством, которому завидовали многие, он осваивал новое для себя дело.
Он был от природы немногословен и никогда не рассказывал товарищам о том, что чувствует в воздухе. Да и смешно рассказывать об этом. Но если его спрашивали, что он любит больше всего на свете, он отвечал: летать!
В 1954 году Владимир окончил летное училище, уехал в полк. Командование полка скоро обратило внимание на него. Он прекрасно знал самолет и двигатель, хорошо летал. Подошло время, и Дубовикова назначили старшим летчиком, а потом — командиром звена.
…Тридцать секунд пикирования, сорок, сорок пять… На снижение до шести тысяч метров ушло пятьдесят секунд.
Капитан вывел самолет из пикирования, начал гасить скорость. Дубовиков уже не волновался. Появилась уверенность в своих силах. Он знал, что двигатель запустится. Главное сейчас — действовать последовательно, как сказано в инструкции, и не мешкать.
Капитан включил зажигание, и через десять-пятнадцать секунд открыл стоп-кран. Топливо, попав в камеру сгорания, воспламенилось. Стрелки приборов ожили. Обороты стали возрастать, температура газов быстро увеличивалась.
Двигатель запустился с первой попытки. Капитан посмотрел на высотомер — до земли было четыре с половиной километра. Если бы двигатель не запустился, летчик успел бы все повторить сначала. За короткие напряженные минуты самолет прошел шестьдесят километров.
Дубовиков передал на КП:
— Двигатель запустил.
— Следуйте на посадку, — ответил руководитель полетов.
К капитану Дубовикову пристроился ведомый. Он все время следил за действиями своего ведущего. Теперь летчики пробили облака и стали по одному заходить на посадку.
…Дубовиков еще не успел выбраться из кабины, а его самолет уже окружили товарищи. Подошли старший инженер полка, капитан Прохоров, замполит майор Никифоров.
Дубовиков рассказал им, как остановился двигатель, что предпринял при этом он, как действовал.
Командир эскадрильи майор Колотое поставил капитана Дубовикова в пример летчикам и объявил ему благодарность за умелые действия в сложной обстановке.
