Тайна Голубых Болот / Из сборника «Замок в лунном свете». /

ли, Пен? О, это было бы ужасно!

Ее слова прозвучали для меня как удар грома. Я повернулась и бросилась вниз по ступенькам.

Итак, они меня по-прежнему ненавидели. И их дружелюбие было сплошным театром. Они были хоро­ шими актерами и вновь заставили меня поверить в их дружбу. А может быть, этот протест Розы имеет другие причины?

Эта сцена отбила у меня желание к исследованию других коридоров. Чувствуя себя совершенно разбитой, я вернулась в дом для прислуги, все еще окончательно не веря в измену детей. Может, они просто считали, что я не ровня их отцу? Но почему тогда Роза реагировала столь бурно, с таким испугом?

После пребывания в темноте дневной свет ослепил меня, и, выходя в сад, мне пришлось закрыть глаза. Жиро по-прежнему работал в тени дома. Увидев меня, он прищурил глаза и нахмурился.

— Если вы будете так продолжать и дальше, то скоро привыкнете к яркому солнцу, — прокричала я ему дружелюбно.

Он закрыл глаза, робко улыбнулся и продолжил свою работу. Набрав полную охапку сорняков, он направился к зарослям, за которыми начиналось болото. Я после­довала за ним и взяла у него часть ноши. По-видимому, он умышленно так нагрузился, чтобы произвести на меня впечатление и убедить в способности быть отличным садовником.

Чем ближе мы подходили к зарослям кипарисов, тем мрачнее становилось вокруг нас. Я очень внимательно смотрела под ноги, помня о моем последнем происше­ствии на болоте. Но, несмотря на всю осторожность, мы вдруг почувствовали, как почва под нашими ногами стала мягкой и податливой.

Я, вероятно, очень сильно наклонилась в сторону и в результате потеряла равновесие, соскользнув в густую, слизистую болотную жижу. Что-то змееподобное охватило меня за щиколотки. Несколько секунд я оставалась без движения. У меня было такое ощущение, будто меня схватили ледяными пальцами.

Преодолевая отвращение, я наклонилась, пытаясь выбраться из болота и освободиться от этих слизистых оков.

Меня держали чьи-то разбухшие пальцы. Пальцы мужской руки. И кольцо с рубином было мне знакомо. В остальном течение и осока Тарна, а также болотная вода сделали свое дело: светлые пряди волос облепили лишенную лица мясную массу.

Старый Жиро подошел ближе, бормоча что-то невнятное.

Глава двенадцатая

Ни повар, ни горничная не соглашались даже приблизиться к всплывшему трупу. В конце концов, мне удалось уговорить Жиро хотя бы помочь вытащить покойника из болота. Мне кажется, это была самая жуткая работа в моей жизни. И сегодня при воспоми­нании об этом у меня по спине бегут мурашки.

Еще прежде, чем Николас и Эмилия опознали одежду, кольцо с рубином и шрам на голове покойного, я уже знала, кого мы нашли. Все лишь надеялись, что Францу Шиллеру не пришлось долго мучиться.

А к этому времени Николас обнаружил и нашу потерянную лодку, застрявшую в камышах в устье Тарна.

Жители деревни, помогавшие Николасу в поисках на реке, должны были забрать тело несчастного учителя с собой в Тарн, но они отказывались даже дотронуться до трупа. Поэтому капитан Николас Брендон сам завернул Франца Шиллера в две простыни, которые я зашила. Кроме меня, никто не помог капитану.

— Я почти не знала господина Шиллера и даже относилась к нему с подозрением какое-то время, — сказала я капитану, пока мы заворачивали Франца в его последнюю одежду, — но представить, что он умрет такой смертью!.. Это просто ужасно!

Я сделала последние стежки и облегченно вздохнула, когда Николас перенес в большую лодку зашитое в простыни тело и двое крепких деревенских парней сразу же отчалили от берега.

Мне было грустно, я чувствовала себя разбитой, но Николас явно не разделял моего состояния.

— Пойдемте! Сейчас начнется дождь, — сказал он нетерпеливо и взял меня за руку. — Вы не должны так расстраиваться. Я надеюсь, что парень получил то, что заслуживал.

Его бессердечие ранило меня.

— Если вы действительно так думаете, то мы, наверное, никогда не сможем понимать друг друга, сэр, — сказала я потрясенно.

Он остановился у ступенек винтовой лестницы, крепко держа меня за локоть.

— Ливия, нам необходимо поговорить. Это было необдуманное решение: ничего не объяснив вам, отпра­вить в этот дом. Но я с самого начала был убежден, что вы идеальная воспитательница для моих детей. И кроме того, Сандерленд неоднократно говорил мне: существует твердая уверенность в том, что моя жена была убита и…

— Никто не знает этого так хорошо, как я, — напомнила я ему с сарказмом.

Он попросил меня помолчать и продолжил страдаль­чески:

— Для того чтобы столкнуть тяжелое кресло-каталку, необходимо обладать значительной физической силой. Поэтому детей я исключаю. Шиллер был любовником моей жены. Сандерленд показывал мне письма, найден­ные после смерти Габриэллы. Моя жена была легка на обещания и так же легко их нарушала. У нее и до Шиллера было много мужчин, но каждый из них реагировал на ее характер по-своему. Что, если, к примеру, Шиллер воспринимал не так просто перемен­чивое поведение Габриэллы? Да, я надеюсь, что, собрав здесь, в удалении от всех, участников тех событий, мне удастся разгадать тайну смерти моей жены.

Было понятно, что он уверен в невиновности своих детей и Эмилии. И Франц Шиллер должен быть виновным, потому что так было удобно думать Нико­ласу. Мне очень хотелось высказать ему все это, но я решила использовать только факты.

— Сэр, не ответите ли вы на один вопрос?

Его улыбка сжала судорогой мое сердце.

— Если смогу. Давайте!

— Лодка была перевернута умышленно?

— Конечно. Шиллер сделал…

— Вы думаете, он сам себя убил?

— О Боже, все так прекрасно сходится и оправдывает Пена.

Я убедила его, что в любом случае Пен невиновен.

С верхнего этажа до нас донеслись хохот, визг и пронзительные крики. Пен и Роза неслись по узким ступеням на второй этаж.

Николас посмотрел наверх и пробормотал:

— Да, они не имеют никакого отношения к смерти их матери. Никакого!

В это время Эмилия де Саль вышла из своей комнаты. Я быстро распрощалась, чтобы даже не слышать ее противного голоса.

— Мой бедный Ник! — промолвила она. — Ты выглядишь ужасно озабоченным. Не задавай себе так много загадок. Мы вместе выясним, кому отвечать за это злодеяние.

Я не слышала его ответа, но не сомневалась, что моя ненавистница не будет далеко ходить за виновными. Но мне-то какое дело. Она не сможет доказать свои обвинения.

Я поднималась к себе с бьющимся сердцем. Когда я проходила мимо выбеленных камер, у меня по спине пробежали мурашки — совсем как в первый день.

Пен как раз выгнал свою сестру из второй камеры. Я окликнула их, и они буквально замерли на бегу. Они выглядели какими-то встревоженными, причем обменивались между собой многозначительными взгля­ дами, значение которых я не могла разгадать.

Темные тучи на небе и таинственное сияние на болоте создавали неприятную, тоскливую атмосферу.