Полное отсутствие мелкой моторики, однако, для человека невозможно, как невозможно и абсолютная бездвижность — в принципе. В живом человеке постоянно присутствует какое-то движение, пусть мы его и сами не замечаем. Зато его «ловят» инстинкты и подсознание. Так же, как ловят «нормальность» человеческих движений: если они оказываются слишком плавными или наоборот слишком резкими и угловатыми, мозг преисполняется подозрительности. Если они слишком регулярны, наш встроенный биологический индикатор «свой-чужой» тоже вспыхивает красной лампочкой.
Вот, например, японский робот Repliee Q2.
То, что это робот, видно моментально: слишком неизменная осанка (как аршин проглотила), «кукольные» движения головы, но самое главное — это руки.
В принципе, руки — это всегда главный вызов для художников любого рода. Иногда от самих художников можно услышать, что по тому, как нарисованы руки, судят об уровне мастерства. Это справедливо и для CG-области (и для робототехники). То, как вышепоказанный робот держит правую руку, моментально вызывает ассоциации с протезом, тем более что и расслабленная кисть выглядит совсем не так.
Потому, собственно, и применяется сегодня так активно motion capture, что с его помощью проще и дешевле добиться максимального «человекообразия» в движении тела — туловища, рук и ног.
Лица, впрочем, тоже: лицевой motion capture входит всё больше в джентльменский набор специалистов по визуальным эффектам. С его помощью снимались уже неоднократно упоминавшиеся «Аватар», «Бенджамин Баттон», «ТРОН», а сейчас он находит применение уже и в компьютерных играх — там мимика персонажей постепенно приобретает такое же значение, как и синхронизация губ, но это отдельная тема.
Что же касается лиц и uncanny valley, то для начала придётся констатировать весьма банальную истину: человеческое лицо имеет исключительно сложное устройство, и изобразить его в полнейшем жизнеподобии крайне сложно.
Во-первых, человеческое лицо ни в коем случае не должно быть симметричным: симметрия присуща лицам трупов (и, как говорят, лицам людей, которые вот-вот умрут). Во-вторых, необходимо иметь в виду, что хотя основных мышц, определяющих мимику человека, всего семнадцать, они способны на огромный диапазон микродвижений, на которые мало кто обращает внимание в повседневности — ни сам человек, ни его собеседник... Но если они отсутствуют, мозг начинает бить тревогу: перед вами труп!
Кстати, сейчас, если требуется изобразить мертвеца на экране, то лица актёров, лежащих без движения, дополнительно «обездвиживают» с помощью компьютерной графики.
С конца 1970-х психологи и аниматоры пользуются системой кодирования лицевых движений — СКЛиД. Руководство по использованию системы занимает пятьсот страниц — неплохо, не правда ли?
Вероятнее всего, лет через пять и мощности для рендеринга, и разработки в области ПО сделают процесс создания полностью цифровых персонажей — или полных копий ныне живущих и покинувших нас актёров — достаточно «штатным» процессом, чтобы не сказать рутинным. В конечном счёте что нужно сделать, чтобы воскресить на экране ту же Мэрилин Монро, например? Безупречная 3D-модель и библиотеки пластики и мимики почившей кинолегенды. Создание их — вопрос времени и денег. А технология есть: средств видеоанализа на рынке достаточно, есть и такие, которые предназначены для того, чтобы точно воспроизводить в 3D-среде движения объекта, уже отснятого на видео (или на киноплёнку).
Ну а на крайний случай профессиональные мимы (или, лучше сказать, motion capture artists) могут с высочайшей точностью воспроизводить любые движения и копировать чью угодно пластику.
Но для того, чтобы создать цифрового актёра «с нуля», нужно создавать для него собственную библиотеку движений, собственную библиотеку мимики — это помимо, как уже сказано, безупречно проработанной модели. Для того чтобы действительно реализовать концепцию «цифрового актёра» и сделать её доступной не только для Голливуда с его мегабюджетами, но и для телевидения, весь процесс его создания — а точнее «оживления» его мимики и пластики — должен быть, во-первых, максимально автоматизирован; во-вторых, нужны нового уровня вычислительные мощности, чтобы перемалывать весь колоссальный массив необходимых вычислений. А их будет действительно много, поскольку в данном случае любая экономия на них приводит... прямиком в зловещую долину.
Система PASS: софт для шаттла
Порой, после очередного зависания Windows, не осилившей коктейль из множества запущенных процессов, задумываешься о том, каким же надёжным должно быть программное обеспечение, которое трудится там, где человеку ежесекундно угрожает смертельная опасность. Например, в космическом пространстве.
Программный код, написанный людьми, управляет системами пилотируемого аппарата, от действий которых зависят удачный взлёт, работа на орбите и посадка. И если в него закрадётся ошибка, последствия могут быть катастрофическими.
Именно так рассуждало руководство NASA, принимая решение о разработке компьютерной системы для проекта Space Transportation System, или, проще, Space Shuttle. И если с её аппаратной частью инженеры разобрались, создав дружную «пятёрку» компьютеров GPC, то с программами для них пришлось основательно повозиться. И не только затем, чтобы выловить все ошибки, но и для того, чтобы преодолеть стереотипы системных программистов, считающих, что они в точности знают, как правильно создавать софт для космического челнока.
Многочисленные успешные миссии Space Shuttle на практике доказали правильность выбранного в NASA подхода для создания одной из самых сложных программных систем авионики — PASS (Primary Avionic Software System).
