Глава пятнадцатая
Религия как первородный грех
Некоторые аспекты религии не просто не имеют никакого отношения к нравственности, но откровенно безнравственны. Речь не о пороках и преступлениях отдельных верующих (чье поведение иногда достойно восхищения), но о фундаментальных принципах религии. Среди них:
• ложная картина мира, которую религия скармливает легковерным;
• учение о жертвенной крови;
• учение об искупления грехов;
• учение о вечном вознаграждении и/или вечном наказании;
• насаждение невыполнимых заповедей и правил.
Первый пункт мы уже обсудили. То, что все мифы о сотворении мира далеки от действительности, известно давно, а в последнее время их еще и вытеснили новые объяснения, несравненно более точные и величественные. Религии следует всего лишь внести в свой покаянный список еще одно извинение: за то, что она навязывала ничего не подозревающим людям сказки и фантазии на пергаменте и так долго не желала в этом признаваться. Разумеется, такое признание может подорвать все религиозное мировоззрение, но и отрицание его становится тем преступней, чем дольше оно откладывается.
Жертвенная кровь
Еще до возникновения монотеизма алтари примитивных обществ были залиты кровью — часто человеческой, иногда младенческой. Жажда жертвенной крови — по крайней мере, животной — с нами до сих нор. Прямо сейчас истовые иудеи пытаются вывести безупречно «рыжую телицу», упомянутую в главе 19 книги Чисел. Если ее заколоть в точном соответствии с подробно расписанным ритуалом, в Третьем Храме возобновятся животные жертвоприношения, настанет конец времен и явится Мессия. Можно счесть это обыкновенной глупостью, но, пока я пишу эти строки, группа христианских фермеров, одержимых той же идеей, пытается помочь братьям по фундаментализму: при помощи специальных селекционных технологий (заимствованных или украденных у современной науки) они выводят в Небраске идеальную корову породы «рыжий ангус». В Израиле между тем иудейские фанатики пытаются еще и вырастить ребенка в незамутненном «пузыре», свободном от скверны. По достижении нужного возраста этому ребенку выпадет честь перерезать глотку рыжей телицы. В идеале это должно произойти на Храмовой горе, где делу несколько мешают мусульманские святыни, но именно там Авраам якобы занес нож над живым телом своего ребенка. Кроме того, священное вспарывание кишок и перерезание глоток происходит в христианском и исламском мире каждый год во время празднования Пасхи или Курбан-байрама.
Жертвоприношения в честь готовности Авраама заколоть собственного сына, доставшиеся нам в наследство от примитивной древности, по-прежнему живы в каждой из трех монотеистических религий. Страшную историю Авраама невозможно представить ни в каком щадящем свете. Прелюдия к ней состоит из серии сказок и мерзостей: здесь и дочери Лота, соблазнившие отца, и женитьба Авраама на сводной сестре, и Сара, родившая Исаака, когда Аврааму было сто лет, а также много других правдоподобных и неправдоподобных сельских преступлений и проступков. Возможно, Авраама и мучила совесть, но бога он ослушаться не мог и потому согласился убить своего сына. Он приготовил хворост, положил на него связанного мальчика (очевидно, он был знаком с процедурой) и взялся за нож, чтобы забить ребенка, как забивают скот. В самый последний момент занесенная рука Авраама была остановлена — причем не самим богом, а ангелом. С небес раздалась похвала его непоколебимой готовности убить невинного во искупление собственных преступлений. В награду за послушание Аврааму пообещали, что род его будет обилен и проживет долго.
Вскоре после этого (хотя ориентироваться во временной канве книги Бытие нелегко) его жена Сара скончалась в возрасте ста двадцати семи лет и верный муж похоронил ее в пещере в городе Хеврон. Счастливо прожив после смерти супруги до ста семидесяти пяти лет и прижив еще шестерых детей, Авраам упокоился в той же пещере. По сей день религиозные люди убивают друг друга за эксклюзивное право собственности на эту дыру в скале, точное расположение которой установить невозможно в принципе.
Во время арабского восстания 1929 года в Хевроне произошла страшная резня, в которой погибли шестьдесят семь евреев. Многие из них принадлежали к секте любавических хасидов, считавших всех неевреев расово неполноценными и переехавших в Хеврон только из-за мифа об Аврааме, но это не оправдывает погрома. Поначалу Хеврон оставался вне границ Израиля, но в 1967 году израильская армия с большой помпой захватила его, и город стал частью оккупированного Западного берега реки Иордан. Под предводительством особенно агрессивного и малоприятного раввина по имени Моше Левингер началось «возвращение» еврейских поселенцев и строительство укрепленного поселка Кирьят-Арба на холмах рядом с городом, а также более мелких поселений в самом городе. Мусульманская часть преимущественно арабского населения Хеврона при этом не уставала твердить, что досточтимый Авраам действительно изъявил готовность убить собственного сына, но только ради их религии, и никак не ради евреев. Приехав в Хеврон, я обнаружил, что в так называемой «Пещере Патриархов», или «Пещере Махпела», имеются отдельные входы и отдельные места поклонения для обеих сторон, ведущих войну за право чтить это зверство под собственным флагом.
Незадолго до моего приезда имело место другое зверство. В пещеру явился израильский фанатик по имени Барух Гольдштейн. Сняв с плеча автомат, на ношение которого имел официальное право, он разрядил его в собравихся мусульман. Прежде, чем его повалили на землю и забили насмерть, он успел застрелить двадцать семь человек и ранить без счета. Позже выяснилось, что многие знали о потенциальной опасности Гольдштейна. Еще будучи врачом израильской армии, он отказывался лечить израильских арабов и других неевреев, тем более в шаббат. Как подтвердили многие религиозные суды Израиля, тем самым он всего лишь соблюдал заветы раввинов. Иначе говоря, искреннее следование букве закона божьего — надежный признак для выявления бесчеловечного убийцы. Особо твердолобые евреи- ортодоксы по сей день чтят его память, а из тех раввинов, что вообще осудили его поступок, некоторые сделали это с оговорками. Проклятие Авраама по-прежнему отравляет жизнь в Хевроне, а жертвенное кровопролитие во имя религии отравляет всю нашу цивилизацию.
Искупление грехов
Во время своих церемоний, от которых невозможно думать без содрогания, ацтеки и многие другие народы древности убивали людей, чтобы умилостивить богов. Считалось, что богам по вкусу зарезанная девственница, младенец или пленник: еще одна не особенно удачная реклама морального облика религии. «Мученичество», при котором в жертву приносят самого себя, можно толковать несколько иначе, хотя такую его форму, как индуистский обычай сати, добровольно-обязательное «самоубийство» вдов, колониальные британские власти запретили — не только по христианским, но и по имперским соображениям. Отдельный случай представляют собой «мученики», которые стремятся убить себя вместе с кем-нибудь еще: ислам официально запрещает самоубийство как таковое, но никак не может определиться, как быть с отважными «шахидами» — осуждать или ставить в пример.
Эволюция древнего предрассудка в конце концов породила представление о жертвенном искуплении чужих грехов, не дававшее покоя даже Клайву Льюису. Вновь перед нами отец, доказывающий свою любовь зверским убийством сына, но этот отец не пытается произвести впечатление на бога. Он сам и есть бог, и впечатление пытается произвести на людей. Спросите себя: как сочетается с моралью нижеследующее? Мне говорят, что две тысячи лет назад состоялось человеческое жертвоприношение, без моего на то согласия и в условиях столь изуверских, что, оказавшись там и имея хоть какое-нибудь влияние,
