что за короткий срок в мертвом выпотрошенном форте создали не менее грамотную лабораторию, чем бывшая тут раньше противочумная. Странно смотрелись новенькие еще пахнувшие окалиной грубоватые решетки в старых краснокирпичных коридорах, масса видеокамер и каких-то еще датчиков и всякие другие следы поспешного усовершенствования — от свежеслепленных стенок с бойницами, которые вместе с железными решетками перекрывали в некоторых местах коридоры, до мебели в облагороженных казематах. Несколько раз приходилось по приказу сопровождающего высоко поднимать ноги переступая через натянутые поперек коридора проволочины.
— Мины? — не очень умно спросил я.
— Сигнальные фейерверки — на случай несанкционированного передвижения.
— А, понял… Это уже запретная зона?
— Для посторонних — да. У американцев она была бы покрашена зеленой краской.
— А, полосой такой! — вспомнил я виденные всякие боевики.
— Ага. У нас вон — серые значки. Незачем зря стенки пачкать и краску переводить. Так что это — серая зона. Запрет для внешней охраны, ну да их дальше караульных помещений вообще стараемся не пускать, нечего им тут делать, салагам. А там где раньше — в чумной лаборатории была заразная часть — там зона строгого допуска.
— Как делится-то? В смысле что к чему относится? — уточнил я.
— Как раньше. Форт свое значение как крепость потерял довольно быстро. Вот его и переоборудовали — правая половина была заразная, левая — не заразная. Как легко понять — между ними было и карантинное помещение — там сейчас опять же промежуточная зона, рыжая называется. А место содержания особо опасных экземпляров — красная зона.
— Мутабор со своей 'кошкой' там? — тихо спросил я.
— Да. И не только он. Из живых там только наш нейрохирург, но он немного не в себе.
— Я слышал. Так и живет с лоботомированной семьей?
— Да. Совершенно бесценный специалист, приходится идти навстречу. Даже мебель его из квартиры привезли частью, как просил. Ощущение леденящее, когда к нему заходишь, но он делает вид, что все в порядке — и мы тоже. Политес.
— А живых тут много? — осведомился я.
— Не очень — вежливо и обтекаемо поставил меня на место экскурсовод.
Ну, понятно, нефиг мне знать сколько тут кого. Да полагаю и сами сотрудники не вполне в курсе. Хотя даже на первый взгляд — снаружи не меньше отделения на смене, значит подсменками еще два, получается взвод. Наверху расчеты артиллерии — тоже взвод.
Да внутренняя охрана, да кто-то им на подсменках, да за видеокартинкой кто-то смотрит. Да технического персонала десятка два самое малое — форт хозяйство хлопотное.
Ого, уже больше роты выходит — и это без научных работников. Лихо… Мне-то казалось, что сидит тут несколько человек, работают себе потихоньку. Но тут впечатление активно работающей процветающей фирмы.
— Кстати — а как у Мутабора с его 'кошкой' дела?
— На удивление успешно. Эксперимент по приручению дикоморфов получился удачным, хотя и времени всего-ничего прошло — со странным выражением лица говорит сопровождающий.
— Замечательно! Открывает заманчивые перспективы — выдал я не очень тонкую лесть.
— Ничего подобного. Методы дрессуры и так известны, а для того, чтобы дрессировать дикоморфа надо быть морфом еще большей степени. В том числе и по массе банально. Потому успех-то успех, да нам бесполезен. Пиджачок сшит сугубо на Мутабора, нам не годится. Опять же и то сыграло свою роль, что наш общий знакомый явно при жизни был кошатником, причем можно твердо сказать — уверенным пользователем котов. Навыки вместе с интеллектом сохранились. Так что та же психокинетика.
— Ну, как я видел — подкрепленная и грубой физической силой — сьехидничал я, вспомнив как лупил по крупу Блондинку свирепый Мутабор.
— Разумеется все вместе. Но все вместе — именно по схеме дрессировки котов. Вы думаете почему коты не дрессируются? Потому что подход не верный. Тапком шлепать или газетой — ума много не надо. У вас есть кот или кошка?
— Есть. Кот. Трехногий и одноглазый. Но это не я его так. Я его газетой воспитываю. А что, это неверный ход?
— Сильно не всегда. А тапок — газета — дверь — это не показатель дрессируемости. Прихватите легко за холку, прижмите и повисите над ним. Пошипите. Два-три подхода и все. Все свое место понимают и на ноги не кидаются, и в тапки не гадят.
— Да он собственно и не кидается. Но мне кажется вы преувеличиваете интеллект котов. По-вашему выходит, что каждый кот — личность?
Травин тонко усмехнулся.
— Кот — личность, причем личность социальная с асоциальными наклонностями. Наказание понимает только непосредственно в процессе, а именно — поймали за ссаньем в тапок ткнули носом — больше ссать не будет, а вот через пять минут после ссания посмотрит с видом оскорбленным и насрет под кроватью.
Взял за шкирку и поднял — кот изобразит котенка, на чистом рефлексе, если в настроении то еще и поцарапает когда отпустишь. Взяли за шкирку, придавили к полу обшипели (можно по ушам слегка надавать), пока не спрячет когти и ветошью не прикинется — вы победили, но процедуру повторять нужно несколько раз, причем только после провокации со стороны кота. Если качать права на пустом месте кот будет таить зло, а зла у кота на всех хватит.
— И что это все? А вы похоже сами с котами не по наслышке знакомы?
— Известный котовод, как же… — улыбнулся Травин.
— Что еще посоветуете? — мне действительно стало интересно, тем более, что раз все кошки серы, то есть реакции у них одинаковы — глядишь и с Блондинкой попроще будет.
Экскурсовод задумался на минутку.
— Кошки любят чистоту — что б не ссали по углам мойте кошачий туалет каждый раз когда кот в него сходит, а не когда запах привышает 800 микротопоров на метр кубический.
И еще, все кошки любят когда с ними говорят, 15–20 минут после прихода домой посвятите разговору с котом, он будет шелковый и вы будете для него всем.
Да и всех котов нужно выгуливать, если кот домашний — то час перед сном гоняйте с ним по квартире, очень помогает от ночных бдений и грызения — рвания чего ни попадя. Только играйте в ту игру что кот поддержит, а не просто кидайтесь в него тапками и гантелями. Кстати — все коты носят поноски и обладают навыками апортировки.
— То есть и Блондинка может вещички таскать?
— А вы сами не видели? Где вы нашли останки морячка?
— Ну да, точно.
— Мы будем посещать 'особо запретную' зону? — спросил я, когда мы шли по старинной лестнице.
— Не сегодня. Общее впечатление вы уже получили, дальше видно будет. Да и положа рук
у на сердце — охота вам сегодня например с Мутабором общаться?
— Честно говоря — не очень. Тем более, когда Вивисектор помре, земля ему стекловатой…
— Тогда на этот раз хватит.
— Пожалуй. Я, знаете ли, не ожидал такого размаха. И форт таким здоровенным внешне не выглядит, снаружи-то он двухэтажный — а тут вон — аж три этажа вышли.
— Но его обустройство еще не закончено, работы продолжаются. Начальство сильно заинтересовано в результатах. Впрочем оно и раньше так было. Эпидемии всегда изучались серьезно, а кто этим манкировал — получал по башке страшным образом.
— Что-то не припомню применения бактериологического оружия, да чтоб успешно. Разве что у татар в старину. А тот же японский отряд 731 не блеснул, так чуму в Китае и не раздули… Ну а болтовня о том, что применили бакоружие в Великую Отечественную против армии Паулюса, заразив ее туляремией, так это очередная брехня, как мне кажется… — напрягши свои старые познания по эпидемиологии, выдал я.
- 'Только чтобы никто не вздумал рассказывать побежденным народам об их истории', как совершенно
