Жизнь как действие предметов представляет и ответы; следовательно, жизнь можно определить словом «ответ» на вопрос разрешенных причин и интересов предметных отношений.
Множественность причин доказывает несовершенное состояние предметного практического сознания, в силу чего возникает и множество предметов. Для сокращения множества предметное сознание практическое избрало себе один закон или путь — экономичность, который и заставляет работать над созданием таких предметов, которые разрешили <бы> множество вопросов. Так, например, если бы природа строила предметный мир, то человека возможно было бы посчитать за совершенный предмет, отвечающий на многие вопросы, — он может построить множество аппаратов. Природа достигла тако<го> орудия в человеке, <которое> способно сделать другие орудия, преодолевающие разные вопросы.
Тоже и человек стремится достигнуть таких предметов, разрешающих множество вопросов. В этом сущность и синтез всей техники. Другими словами говоря, человек стремится к тому, чтобы изобресть таковой аппарат, который бы преодолел воздух, воду, огонь и безвоздушна. Гидроплан, опускающийся на воду и поднимающийся в воздух, — маленькое указание этих признаков. Конечно, все эти признаки сохраняют в себе большую тайну своей Истины и потому должны носить паспорт предметного совершенства, скрывая свою нелегальную в конечности беспредметность, свою Супрематическую мысль.
Экономический путь принят как верный, незыблемый «научно обоснованный исторический и всякий другой закон», могущий привести жизнь к совершенству победам всех вопросов. И потому всякое совершенство строится на этом «обоснованном законе». Если рассмотреть «практичность», «экономичность», то, действительно, они ведут к сведению многосуммия в односуммие; <они> должны двигаться к двум полюсам совершенства, заключающегося не только <лишь> в изобретении единого совершенного предмета, который будет в одно и то же время и сеялкой, и жатвенницей, и мельницей, и печкой (будет отвечать сразу на четыре вопроса), но они должны идти и к сокращению вопросов. Последнее будет немного труднее, но закон экономический практический со всей своей логикой должен быть логичен и здрав.
Теперь допускаю (хотя это допущение немного смутит практичное сознание, базирующееся на «полезно целесообразных», «наглядных» и «научно обоснованных» законах), что совершенство всей технической сущности достигнет предела в совершенном абсолютном — достигнет синтеза синтезов. Все практические цели исчезнут, ибо цель <будет> достигнута. И это совершенство должно повиснуть в пустыне как конечное (либо двигаясь в бесконечном) — как совершенная цель, у которой уже не будет никаких целей, т. е. наступит полная беспредметность.
Другое предположение того, что, достигнув абсолюта, форма входит в недвижение, освобождается от последнего <то есть движения>, от причины всякого изменения, освобождается от движения к жизни и движения к смерти.
Следовательно, все совершенства предметного практического сознания человека будут тогда, когда будет побежден вопрос жизни и смерти движений, когда <человек> выведет себя в образ ответа, и этот ответ будет новым началом бессмертным101.
<Глава 2>
Михайлу Осиповичу Гершензону
1. Началом и причиной того, что называем в общежитии жизнью, считаю возбуждение, проявляющееся во всевозможных формах как чистое, неосознанное, необъяснимое, никогда ничем не доказанное, что действительно оно существует, нет в нем числа, точности, времени, пространства, абсолютного и относительного состояния.
Второй ступенью жизни считаю мысль, в которой возбуждение принимает видимое состояние реального в себе, не выходя за пределы внутреннего. Мысль — это процесс или состояние возбуждения, представляющееся в виде реального и натурального действия. Мысль потому не есть нечто такое, через что возможно размыслить проявление, т. е. понять, познать, осознать, знать, доказать, обосновать. Нет, мысль — только один из процессов действия непознаваемого возбуждения. Ничто поэтому на меня не влияет и «ничто» как бытие не определяет мое сознание, ибо такового во мне не существует. Возбуждение как единое состояние взаимодействия явлений существует без всяких атрибутов, в жизни называемых общежитейским языком.
Все то, что через мысль как средство раз-мыслия, рас-крывающее действительное, умеющее раз- делить действительное от недействительного и таким образом показать человеку тот или иной предмет в его точности и действительности — абсурд есть. На самом деле видим всегда то, что не можем никогда познать и видеть действительно. И то, что проявляется человеком или в мире вообще, несмотря на все его «наглядные», «научные» и «другие» обоснования, остается недоказанным, ибо все проявления — результат непознаваемого, ничем не оправдываемого возбуждения.
2. Беспричинное возбуждение Вселенной, как и всякого другого проявления во всех ее распылениях, не имеет закона или его причины. И только когда возбуждение распыляется на состояние реального и натурального, появляется первый закон причин, т. е. ритм (на чем строится ритм всех человеческих явлений) — закон первый и наиглавнейший всего проявляющегося в жизни человека. Без этого ритма ничто не может двигаться и создаваться, но ритм не считаю за музыку, ибо музыка, как и всё, основывается на этом законе. Музыка, как и всё, ограничена, но ритм неограничен. Музыке ритм машины может быть чужд, музыка — действие, пытающееся связать в единство ритмы. Инженер связывает причины, которые вне его ведома создадут ритмы, — мы же, однако, не считаем инженера за композитора по этой причине только. В моих сравнениях нужно уловить то, что музыка не есть закон ритма, но нечто, строящееся на ритме (проявление обратно инженеру).
Музыкант строит ритм, инженер и композитор строят исключительно движения как силы, только одного сила построена для передвижения тела, другого духа.
3. Возбуждение и мысль считаю главнейшими основами <в> жизни общежития человека и во всем, что возбуждено и мыслит в себе.
Разделяю всю жизнь на три состояния возбуждения. Первым <назову> возбуждение взаимодействия, вторым — мысль в представлении реального, и <третьим —> осуществление реальности в натуральном (наука, анализ, опыт). Последние три раздела создают множество между собой отношений, и <так> создается жизнь общежития.
Все же факты жизни общежития разделяются на два состояния, внутреннего и внешнего. Ко внутреннему нужно отнести те факты, которые пребывают в духовном или в возбуждении, — такие факты называются одухотворенными; те же факты, в которых возбуждение находится в самом малом отношении, называются внешними.
Но это точка <зрения> общежития, <в действительности> ни внешнего, ни внутреннего не существует. В первом случае все разделения начинают обнаруживаться при анализе представления, но это только попытка разделить целое на две части, внешнего и внутреннего. Действительность остается неразделенной, не поддается ни реализации, ни натурализации; на самом деле чистое проявление возбуждения в созерцании как факт натурального никогда не достижимо, и то, что называем внутренним, никогда реализовать нельзя, оно всегда находится внутри и не поддается ни реальному, ни натуральному. Ни первого, ни второго познать нельзя, ибо явление возбуждения мы можем только соединить и разделить <на> явления, и только.
Чтобы закрепить, очертить границы явления, общежитие прибегло к одному закону условности, и потому жизнь принимает вид исключительно условный видимых как будто различий и напоминает собой великую детскую, в которой дети играют во всевозможные игры с представляемыми условностями, переживая действительность, — строят башни, замки, крепости, города, потом разоряют, после опять строят. Родители считают этот факт бессмыслием, но забывают только то, что детское бессмыслие — результат взрослого бессмыслия.