человека, который отнял у вас всё? Вы просто привыкли к нему. Он вам не отец.
Я отрицательно качаю головой:
— Я не знаю своих родителей. Кем они были? Замечательные, любящие отец с матерью? Все так уверены, что неведомые папа с мамой идеальны. Даже биография фюрера засекречена, нигде нет ни слова о его отце Алоизе, кроме как — «честный человек и патриот, верный фатерланду». Ну а то, что Алоиз избивал и фюрера, и его мать, — такое запрещено говорить, антигосударственная пропаганда. Кто знает, кем бы я стал с родителями? Многие люди сами сдавали собственных детей в «Лебенсборн» — им платили компенсацию, предоставляли продуктовые талоны и льготы для проезда в автобусе. Сорокин относился ко мне как к сыну. Сами убедились, он до сих пор рад меня видеть. Да, он носил эсэсовскую форму, но, по сути, идеология доктора никогда не интересовала.
Девушка не успевает ответить — Сорокин возвращается в комнату. В руках он держит плоскую чёрную коробочку, внешний диск от компьютера. На боку привинчена эмблема, знакомая мне с детства: треугольничек, две скрещенные молнии и надпись латиницей:
LEBENSBORN
— Ты не ошибся, мне давно известна фамилия Локтева, — глухо произносит он, включив стоящий на оранжевом столе «бух». — Его привезли в Москау примерно тогда же, когда и тебя, шести месяцев от роду. Правда, в другой приют. Вскоре этот мальчик проявил неординарные способности. Вундеркинды — не редкость, но ими всегда восхищаются, а Павел Локтев был уникален — о нём часто упоминали на конференциях «Лебенсборна». Он обладал феноменальной памятью, с пяти лет разбирал и собирал «штюрмгевер», отлично стрелял, говорил на нескольких языках. В руководстве Управления имперской безопасности внимательно отслеживали успехи таких детей. Когда Локтеву исполнилось десять лет, «Лебенсборн» в Москау посетил человек, которого доктора должны были называть не по имени, а просто Врач. Старый, худой, сгорбленный. Он привёз секретное разрешение с печатью Триумвирата: отобрать детей для «Спецпроекта МГ». Врач просмотрел сотню кандидатов из десятка приютов и увёз в Берлин двоих — Локтева и ещё одного мальчика, сына французского офицера и украинской девушки, сдавшей ребёнка в приют перед смертью от лейкемии… У него была забавная фамилия — Плотвичка или Сазанчик… Так всем докторам понравилась, что даже не стали менять.
Он разворачивает ко мне экран компьютера. Я вижу фото морщинистого, седого старика.
Ольга успевает прореагировать первой:
— Господи боже мой… Да это же гауптштурмфюрер Йозеф Менгеле!
Признаюсь, тут и я с трудом удерживаюсь на стуле.
— Простите, доктор, — произношу я. — Но как такое может быть? Менгеле умер ещё в шестидесятых годах. Да и вы сами говорили мне, что его работа в Биркенау миф, придуманный большевиками- подпольщиками с целью опорочить национал-социализм.
Сорокин вздыхает, кладёт мне руку на плечо.
— Одно из главных разочарований жизни, мой мальчик, — каждый человек имеет такое прошлое, какое ему было бы желательно забыть. Эта истина верна и по поводу любого режима. Менгеле был объявлен мёртвым в 1961 году, ты тогда ещё не родился. Телеканал «Викинг» сообщил в новостях: «опель» Врача на Анхальтерштрассе в Берлине подорвали противотанковой миной. Последовали пышные похороны, установка памятника: на деле это была спецоперация по исчезновению. Менгеле стал многим неудобен. Слухи о его изуверских экспериментах будоражили даже наших союзников-японцев. Решением канцлера Третьей империи Врача перевели на нелегальный режим работы. Официально мёртвый, он без проблем продолжал опыты в лаборатории гестапо.
У меня перехватывает дыхание. В дискуссиях с Ольгой мы обсуждали личность Йозефа Менгеле. Девушка всегда говорила о нём с ненавистью, рассказывала немыслимые вещи. Якобы Сёгунэ забито свидетельствами очевидцев о том, что творил Менгеле — работник медицинской службы в СС в Биркенау, одном из районов Освенцима. «Он колол человеку химикаты прямо в зрачок, чтобы изменить цвет глаз. Вырезал у детей органы, сшивал вместе близнецов-двойняшек. Из трёх тысяч близнецов, взятых им для опытов, в живых остались только триста. Оперировал трёхмесячных младенцев без обезболивания, стерилизовал монахинь, кастрировал мальчиков. Менгеле испытывал пристрастие к карликам и лилипутам, он погружал их в снег, чтобы выяснить, как долго человек выдержит холод».
Помнится, я тогда сказал ей: это выдумка. Леденящие кровь, мрачные, готические сказки. Существо, рождённое человеческой матерью, не может быть отвратительным чудовищем из фильмов ужасов, хладнокровно замучившим тысячи людей… Это обычный
Интересно, чего же я тогда ещё не знаю.
Сорокин оставляет перед нами компьютер, открыв секретный
Я бы сказал, даже круче.
Локтев может медленно, но всё же регенерировать ткани. На нём быстрее, чем на обычных людях, заживают порезы и ушибы. Его сложнее убить, разве что выстрелом из «снайперки» крупного калибра в глаз или парой килограммов динамита. Он легче переживает ожоги, контузии, обморожения. Пройдя трёхгодичный курс медитаций в Тибете, Павел обрёл и другую способность: он может, как компьютер к Сети,
Я поворачиваюсь к Ольге:
— Для чего он ищет нас?
— Я честно сказала вам: не знаю. У меня есть лишь подозрение, почему он охотится за мной. Да и за мной ли? Подумайте, вы ведь видели своими глазами перед риоканом, он вовсе не желал арестовать меня или что-то другое… Он пытался забрать вас…
Тихий скрип двери в спальню.
Доктор Сорокин появляется сзади меня: мягко, но настойчиво отстраняет от компьютера. Вынимает шнур съёмного жёсткого диска: экран гаснет, — он закрывает крышку «буха». Сеанс окончен, всем спасибо. Да, это та ситуация, в которой не захочешь второй серии.
Хозяин номера вытряхивает из пачки сигарету «Банзай» — лучшее, что можно достать здесь.
— Врач стал первым заданием Павла, — прикусив фильтр, молвит Сорокин. — Менгеле разбил