структуру, заменив комитеты секциями в качестве базового элемента. Почти все новые партии, а равно и многие старью, последовали этой тактике — интересный пример заимствования структур.
Однако результаты такого заимствования ограничены. В большинстве консервативных и центристских партий, принявших систему секций, последняя существовала больше в теории, чем на практике. Периодичность сборов, как правило, была низкой (общее собрание один раз в год, по уставу христианско-социалистической партии Бельгии, например; в то же время из 677 секций, существовавших в Валлонии в 1948 г., 233 собирались даже не каждый месяц)1. Регистрация членов и регулярность уплаты взносов никак не контролировались: так что кроме бюро и небольшого ядра активистов, никто точно не знал, что же делает остальная часть секции. Это ядро нередко значительно сокращалось, так как отсутствие на собрании строго каралось (существовала целая шкала наказаний); фактически собрания секций иногда не очень-то отличаются от заседаний комитета, если говорить о количестве присутствующих. Настоящий базовый элемент партии — это по существу бюро секции, которое регулярно собирается и обеспечивает повседневное функционирование партии. Так называемое бюро — не что иное, как комитет несколько специфического типа, а под видом секции вообще продолжает здравствовать чуть изменивший свою форму, несколько омолодившийся добрый старый комитет. Руководители партий обычно сетуют на такое положение дел, вместе с тем осознавая, что оно неизбежно, поскольку связано с социальной инфраструктурой данного образования. Буржуазия — будь то мелкая, средняя или крупная — мало ценит коллективное действие, зато считает вполне удовлетворительной (кстати совершенно напрасно) свою политическую просвещенность и не видит необходимости в знаниях, которые можно почерпнуть на собраниях секции; в самой этой среде с трудом можно найти преданных делу руководителей, которые могли бы сделать собрания интересными; ее нравы и привычки доставляют ей совсем иные развлечения, чем эти маленькие политические кружки, столь ценимые рабочим классом; у нее есть другие способы утвердить свою социальную значимость, и она всегда сохраняет известное пренебрежение к политике, тогда как народные массы, напротив, видят в ней средство восхождения. Мотивы иного рода порождают подобные же настроения и в среде крестьян, так что система секций соответствует в основном менталитету рабочих. Все это хорошо известно, соответствующие положения социальной психологии стали уже общим местом — варьируются лишь проявления в зависимости от страны, расы, традиций. Но печать общей ориентации обнаруживается, кажется, повсеместно.
Тем не менее заимствование системы секций консервативными и центристскими партиями представляет значительный социологический интерес. Если ее берут на вооружение исключительно из соображений повышения эффективности политического действия, которое она обещает, и расчета на то, что таким путем можно будет привлечь в свои ряды более или менее значительную часть рабочего класса, это означает, что самым глубоким мотивом такого заимствования оказывается желание демократизировать партию, придать ей структуру, более созвучную политическим доктринам времени. Комитет — структура, без сомнения, недемократичная (кроме непрямой его формы, которая и ныне продолжает оставаться исключением): эта малая закрытая группа, состоящая из нотаблей, наполовину кооптированных, носит явно олигархический характер. И напротив: всем открытая секция, руководители которой избраны ее членами (по крайней мере, теоретически), соответствует требованиям политической демократии. Таким образом, секция представляет собой легитимную — в социологическом смысле термина — структуру партии: институт, который отвечает господствующим доктринам эпохи, наиболее распространенным верованиям и представлениям о природе и форме власти, безусловно легитимен. Заимствование секции консервативными партиями имеет тот же смысл, что и принятие всеобщего избирательного права и парламентского режима непросвещенными и феодальными нациями: жертвоприношение идеям века, дань, которую порок платит добродетели (если считать добродетелью ортодоксию, а пороком — инакомыслие). Большого практического значения оно не имело, ибо недостаточно одних доктрин, чтобы гарантировать функционирование институтов, если последние не приспособлены к социальной инфраструктуре, которая их поддерживает.
За исключением социалистов, одни только католические партии и партии фашистского толка смогли заставить секцию реально жить, как это подтверждает наш предшествующий анализ. Средний класс в силу самой своей природы психологически отторгает такую организацию, как секция, — но он вынужден был сделать этот политический выбор. Католиков подтолкнула к нему религиозная вера, фашистов — мистика национализма. Эти два типа партий, кстати сказать, уже в силу самого характера их доктрин выходят далеко за границы классов, и обычно им удается привлечь в свои ряды более или менее значительные массы рабочих. Дальнейшие исследования, без сомнения, показали бы, что секции с преобладанием в них рабочих функционируют лучше, чем те, где большинство составляют буржуа или крестьяне. Анализ истории социалистических партий, вероятно, подтвердил бы эти предположения. Ныне там заметна прогрессирующая деградация системы секций, которая идет рука об руку с их прогрессирующим обуржуазиванием. Было бы интересно подготовить серию монографий по истории социалистической секции — от ее возникновения и до наших дней (к сожалению, архивы редко сохранены и еще реже отличаются полнотой). Можно было бы с уверенностью констатировать, что активность секции сегодня значительно ниже, чем в «героический» период 1900–1914 гг. Это снижение энергии, вероятно, соответствует эволюции социальной структуры секции: ведь она постепенно утрачивала свой чисто рабочий характер. Сейчас в большинстве социалистических партий «пролетарские» секции выглядят гораздо более жизнеспособными, чем секции «буржуазные» или смешанные.
Две главные черты отличают ячейку от секции: база объединения и количественный состав. Как и комитет, секция строится на местной основе, несколько более узкой, правда, но всегда географически определенной. Ячейка же формируется по профессиональному принципу: она объединяет членов партии по месту работы. Так, различают ячейки заводов, мастерских, магазинов, бюро, администрации. Место жительства членов ячейки не имеет значения: в больших городах, где много предприятий, использующих живущих в предместьях рабочих, члены одной и той же ячейки могут дать по этому признаку достаточно большой разброс. Особенно это характерно для ячеек, складывающихся в каких-либо особых обстоятельствах: например, «бортовые ячейки», которые объединяют моряков одного судна. В то же время наряду с производственными в силу необходимости существуют и локальные ячейки. Это либо объединение изолированных рабочих (в коммунистических партиях нужны всего три члена партии на предприятии, чтобы учредить ячейку), либо группы членов партии, которые работают индивидуально: ремесленники, врачи, адвокаты, коммерсанты и промышленники, фермеры. Такие ячейки в силу своей определенной географической привязки сходны с секциями. Но их база гораздо уже: это не коммуны, а деревни и поселки, кварталы, улицы, жилые дома (в городах с большим скоплением населения). Но подобного рода ячейки всегда носят вспомогательный характер: настоящая ячейка — это ячейка производственная, объединяющая членов партии по месту работы.
Количественно ячейка гораздо меньше секции. В среднем населенном пункте численность секции обычно превышает сотню членов, но нередко в ней насчитывается несколько сот и даже тысяч членов. Ячейка же никогда не должна достигать сотни: «Мы не без удивления обнаружили, что некоторые наши ячейки превышают сотню членов; излишне доказывать, что в таких ячейках невозможно успешное действие», — говорил Леон Мовэ в своем докладе по организационным проблемам на съезде Коммунистической партии Франции в 1945 г. И несколько далее уточнил: «У нас есть ячейки в 15–20 человек, которые делают втрое больше, чем те, где 50–60»2. Таким образом, оптимальная численность ячейки — 15–20 членов. В то же время устав компартии не фиксирует никакого определенного потолка, и дело не только в количестве членов, но и в необходимости дополнительного подбора руководителей. Чтобы разделить слишком большую ячейку, нужно найти еще одного секретаря, способного выполнять свои функции. Г-н Леон Мовэ очень хорошо разъяснил это, заявив в том же докладе: «Как только сложились условия, чтобы создать два руководства, нужно децентрализовать (то есть разделить) слишком разбухшие ячейки».
Сама природа и размеры ячейки обеспечивают ей гораздо большую — по сравнению с секцией — власть над ее членами. Речь идет, прежде всего, о группе абсолютно стабильной, поскольку она образуется прямо на месте работы, где ежедневно встречаются члены партии. Даже помимо собственно собраний контакт их постоянен. На входе и выходе с предприятия секретарь может легко распространить пароль, распределить поручения, проконтролировать деятельность каждого. Активность ячейки обратно пропорциональна ее средней численности: в секциях, состоящих из сотен людей, руководители не могут
