общинам на ранних стадиях их развития. И напротив, монашеские ордена и тоталитарные партии нередко являют нам примеры ордена-сообщества. Именно это имел в виду Шмаленбах, говоря о недолговечности ордена и законе естественной деградации, который им управляет: внутреннее напряжение постепенно падает, энтузиазм ослабевает. Орден как бы «охлаждается», с тем чтобы однажды превратиться просто в общность или общество: как известно, религия умирает в церкви, а брак по любви — в рутине привычного общения… Здесь не место дискутировать по данному вопросу, нам достаточно констатировать, что орден вполне реален как явление, а само это понятие позволяет раскрыть природу такого интересующего нас феномена, как принадлежность (appartenance) к партии. Понятие ордена позволяет путем сопоставления проверить правомерность двух классификаций, ранее уже принятых нами: это, во-первых, деление партий на тоталитарные и специализированные, а во-вторых — противопоставление общности, сообщества и ордена. Что касается классификации партий, то можно утверждать: понятия ордена и тоталитарной организации почти полностью совпадают; все тоталитарные партии имеют характер ордена, и все партии, носящие характер ордена, суть тоталитарные. Только понятие ордена позволяет по-настоящему осмыслить структуру тоталитарных партий. А различие общности и общества в принципе обнаруживается именно в специализированных партиях, природу которых оно адекватно выражает. В то же время черты данного различия могут быть отмечены и в тоталитарных партиях: для юного русского, с детства воспитанного на коммунистической идеологии, партия — это общность; а для новообращенного в западных странах она будет скорее обществом. И здесь мы снова возвращаемся к мысли о том, что понятие ордена, вероятно, больше выражает особую модальность, которая окрашивает и общность, и общество, нежели представляет самостоятельную, отличную от них категорию.
Если с учетом всего этого применить классификацию Тенниса-Шмаленбаха к осмыслению партий, можно констатировать комплексность связей причастности (participation). В любой партии сосуществуют все три типа социальных связей. Для некоторых членов партии, движимых традицией, классовым императивом, семейными, профессиональными или местными привычками, партия — это общность. Для тех, кого привлекли возможные материальные выгоды, моральный или идеалистический импульс либо склонность к политической деятельности, партия выступает как общество. И, наконец, для третьих, кого подталкивает энтузиазм, страсть и жажда общения, партия — это орден. К последней категории чаще всего принадлежит молодежь или интеллигенция. Но различные виды причастности вполне могут перекрещиваться и наслаиваться даже в пределах одного и того же индивидуального сознания. Нередко совмещаются традиция и интерес, то есть сплав общности и общества; точно так же в коммунистических партиях мы сталкиваемся с совпадением естественной причастности к партии в силу принадлежности к определенному социальному классу и тоталитарных пристрастий, то есть сплавом общности и ордена. А к свойственной ордену тоталитарной экзальтации порой примешиваются — сознательно или подспудно — тщеславие, потребность в самоутверждении, вкус к публичной деятельности, то есть эмоциональный и развлекательный интерес, который лежит в основе общества. Чтобы отнести партию к какой-либо из трех категорий (сообщество, общность, орден), придется исходить лишь из удельного веса в ней каждого из трех этих видов социальной связи. Партию, где преобладают связи социетарного типа, можно рассматривать как партию-сообщество; партией-орденом считать ту, в которой между организацией и ее членами доминируют связи соответствующего типа, etc. В таких границах понятия общества, общности и ордена позволяют дать классификацию политических партий и в то же время выявить пути их эволюции.
В социетарных партиях всегда превалируют интерес и воля: здесь мы почти не встретим пристрастий к общинным традициям или порядкам ордена. Буржуазные партии XIX века могли бы служить удачным примером обществ, если бы еще через многих своих членов они не были связаны с либеральной или консервативной традицией, что все же отчасти придает им оттенок общности. Некоторые современные центристские партии носят тот же самый характер — главным стимулом членства в них выступает то осязаемое преимущество, которое обеспечивает их промежуточная позиция в политических битвах, и погоня за привилегиями. Американские партии тоже частично принадлежат к этой категории, хотя большинство симпатизантов поддерживает их в силу семейных или местных традиций; для массы же собственно активистов главным основанием выступает интерес. Этот пример наглядно показывает, что природа причастности весьма неодинакова для разных категорий. Во всяком случае, думается, вполне правомерным будет утверждать, что избиратели и члены партии связаны с ней отношениями разного типа: среди избирателей доминирует общинный тип, даже в тех партиях, члены и активисты которых связаны с ней скорее социетарным образом. К тому же следовало бы тщательно различать просто членов партии и настоящих активистов. Любая обобщенная, не учитывающая эти различия классификация будет ненадежной.
Некоторые партии более определенно связаны с общинным типом, как например, партии социалистические. Они заявляют о себе — или по крайней мере заявляли в начале XIX века — как о партиях классовых; но принадлежность к определенному социальному классу — это связь общинного характера. Поскольку принадлежность к партии классово детерминирована, партия выступает как общность. Поставив на место либерального понятия партии, основанного на идеологии или интересе, концепцию партии как политического выражения социального класса, марксизм заменил социетарную концепцию партии общинной. Наиболее полное развитие эта теория получила в некоторых странах народной демократии, где каждая партия соответствует определенному социальному классу. В СССР же, напротив, упразднение классовых противоположностей, как утверждает официальная пропаганда, привело к однопартийной системе. Однако понятие партии-общины выходит далеко за пределы понятия партии-класса. Например, в американских партиях, социальная неоднородность которых бросается в глаза, принадлежность к той или иной партии часто объясняется обычаем, привычкой или традициями — фамильными или местными. Многие причисляют себя к республиканцам потому, что таковыми были их отцы и деды; потому что «республиканизм» составляет неотъемлемую часть фундаментальных правил семейной благовоспитанности. Южанин же демократ потому, что он — белый; потому, что его предки — мятежники времен войны между Севером и Югом; да наконец потому, что было бы попросту неприлично и некорректно вдруг взять да объявить себя республиканцем. Известны несколько вульгарные, но меткие французские выражения: «всосать республиканские убеждения с молоком матери», быть «республиканцем со всеми потрохами». Они отражают не что иное, как общинную привязанность к традиционной партии.
Наконец, описанному Шмаленбахом понятию ордена соответствуют партии коммунистические и фашистские. В Германии, где концепция ордена явно созвучна неким глубинным национальным инстинктам, национал-социалисты вполне определенно именно ее и проводили в жизнь. Большинство фашистских партий также следовали этому примеру. Мистика ордена — важный элемент фашистской идеологии. И, напротив, в коммунистической идеологии она на первый взгляд не имеет места; но сама партийная терминология заставляет вспомнить о термине «орден». Да и концепции Ленина и Сталина о руководящей роли партии, объединяющей наиболее сознательные, преданные и мужественные элементы рабочего класса, ведут к тому же самому понятию. Партия требует от своих членов полной ангажированности, равнодушия к материальным благам и аскетического образа жизни; она насаждает среди них дух общинности и самоотречения (пресловутое «суровое братство», о котором говорил А. Мальро в период своих коммунистических увлечений) — все это не что иное как типичные признаки ордена. Основанием для такого утверждения выступает и та абсолютная дисциплина, и та преданность perinde ас cadaver[12], которой эта партия требует от своих членов, что сближает ее с самыми великими и знаменитыми религиозными орденами. Даже концепция партии как «революционной элиты», «фермента, поднимающего массы», «авангарда рабочего класса» точно так же восходит к понятию ордена. Достаточно сопоставить черты коммунистической партии с основными характеристиками, служащими для описания ордена, чтобы констатировать их полное тождество.
Ценность различения понятий «общество», «общность», «орден» не исчерпывается тем, что оно позволяет дать классификацию политических партий исходя из природы свойственных им связей солидарности. Благодаря ему можно проследить интересную эволюцию. На первом этапе развития партий социетарный тип сменяется общинным. В XIX веке, когда партии только складывались, они необходимо приобретали форму общества: они по определению не могли возникнуть как естественные, спонтанные, самопроизвольные ассоциации, поскольку именно подстегиваемая обстоятельствами человеческая инициатива тогда только что создала их, и первые желающие туда войти просто обязаны были осуществить акт свободной воли. В буржуазных демократиях, основанных на цензовом избирательном праве, в условиях
