«деполяризации»: прежние избиратели либералов, покинувшие их после 1894 г. ради католиков, вернулись к своим прежним привязанностям, сразу раскусив суть пропорционального представительства), чтобы в конечном счете стабилизироваться в пределах 44–45 мест. «Спасение» бельгийской партии либералов с помощью системы пропорционального представительства можно сравнить с аналогичной историей датской правой. Показательно, что процесс вытеснения затронул ее уже на последних мажоритарных выборах (13 мест и 1910, 7 — в 1913 г., несмотря на отчаянные попытки вы двинуть как можно больше кандидатов). В 1918 г. введение смешанной системы (корректирующей результаты мажоритарного голосования с помощью дополнительных мест, распределяемых по принципу пропорционального представительства) подняло это число до 16; в 1920 г. именно пропорциональная система дала правой 28 мест и стабилизировала ее на этом уровне вплоть до 1947 г.
Отметим, что это спасение происходило в два этапа. На первых выборах по системе пропорционального представительства рост достигался главным образом за счет механических факторов — отсутствия заниженного представительства и увеличения количества кандидатов; но к ним присоединился фактор психологический, выразившийся в деполяризации. Все эти явления прямо противоположны тем, которые порождают двухпартийность при мажоритарной системе. Покуда последняя используется, партия, занимающая третью или четвертую позицию, получает заниженное представительство по сравнению с двумя первыми: процент ее мест ниже процента полученных ею голосов, и этот разрыв всегда больше, чем у ее соперников. Пропорциональная система по самому своему определению отменяет этот разрыв для всех, но та партия, что раньше была в наиболее неблагоприятном положении, получает от реформы наибольшую выгоду. Кроме того, в условиях вытеснения посредством мажоритарной системы она вынуждена была свертывать свою активность в некоторых округах и не выставлять кандидатов в тех из них, где не было никакой надежды на победу; пропорциональная система возвращает ей шансы повсюду, в зависимости, правда, оттого, насколько в полном виде эта система принята; партия начинает возвращать голоса, которые не могли быть за нее поданы просто по причине отсутствия ее кандидатов в том или ином округе. Эти два следствия носят чисто механический характер; один полностью проявляется на первых же выборах; результативность второго не всегда раскрывается немедленно и полностью, особенно если партия, воскрешенная пропорциональной системой, действительно, как говорят, дышит на ладан и потому не в силах сразу же выставить кандидатов повсюду, где это снова становится возможным. Но ко вторым выборам она восстанавливает прежние позиции, а на последующих вновь обретает тех избирателей, которые ушли от нее при мажоритарном режиме, чтобы не дать своим голосам пропасть впустую и не играть на руку сопернику: при пропорциональной системе в один тур, где ни один голос не теряется (по крайней мере — в теории), поляризация не имеет больше смысла; отсюда обратный процесс — деполяризация.
Первый результат пропорциональной системы — это, следовательно, приостановка всякого движения к двухпартийности: ее можно рассматривать как мощный тормоз в этом отношении. Ничто не побуждает здесь родственные партии к слиянию, ибо их самостоятельное выступление на выборах не наносит им никакого урона, а если и наносит — то самый минимальный. Ничто не мешает внутрипартийным расколам, так как общее представительство двух отдельных фракций не будет механически сокращено вследствие особенностей голосования; это может произойти по психологическим мотивам — из-за замешательства, которое такая партия сеет среди избирателей, но порядок голосования не играет в данном случае никакой роли. Единственное ограничение глубокой тенденции к сохранению имеющейся многопартийности связано с коллективным характером пропорциональной системы: она требует организации, дисциплины, развитой партийной инфраструктуры. Пропорциональная система, стало быть, противостоит индивидуалистическим и анархическим тенденциям, которые порой порождает голосование в два тура, и ведет к известной интеграции малых и нестабильных групп, возникающих в результате ее действия. Очевидно, что в Италии, например, введение пропорциональной системы сократило количество партий в 1919 г. за счет консолидации социалистов и, что особенно важно, создания партии христианских демократов. Эффект сокращения ощутим главным образом справа и в центре, для которых анархия наиболее характерна. Пропорциональная система сыграла известную роль в сплочении средних и «буржуазных» классов вокруг католических партий — так было во Франции в 1945 г., в Италии в 1920 и 1945 г., а равно и в консолидации их вокруг партий фашистских — в Италии и особенно в Германии. В этом смысле пропорционалистский порядок иногда умеряет многопартийность, но никогда не устраняет ее полностью и никогда не приводит к двухпартийности.
И совсем другое дело — проблема возрастания количества уже существующих партий в условиях пропорциональной системы. Ограничивается ли ее роль всего лишь поддержанием установившейся многопартийности в границах, которые уже определились, или она заставляет ее эволюционировать в сторону полипартийности? Вопрос деликатный: если присущий пропорциональной системе «эффект умножения» в принципе неоспорим, то, по-видимому, он все-таки не имеет того масштаба, который нередко ему приписывают; он главным образом действует по нескольким четко определенных направлениях. Наиболее интересные наблюдения относительно того, присущ ли в принципе системе пропорционального представительства «эффект умножения», могут быть сделаны в современной Германии, где во многих землях принят избирательный порядок, при котором мажоритарное голосование в один тур комбинируется с пропорциональным представительством. Часть депутатов (3/4 в земле Северный Рейн-Вестфалия, 2/3 — в Шлезвиг-Голштинии и Гамбурге, 3/5 — в Гессе, половина в Баварии, etc.) избирается простым мажоритарным голосованием в один тур, остальные — по пропорциональной системе: либо по дополнительным спискам, либо путем достаточно сложного повторного голосования. Эта система подсказана, кстати, порядком выборов в Бундестаг Федеральной Республики, где 242 депутата были избраны мажоритарным голосованием в один тур, а 160 — по спискам, представленным партиями, чтобы таким способом скорректировать результаты прямого голосования в духе пропорциональной системы. Соответственно тому, насколько избирательная статистика позволяет различить итоги мажоритарного голосования и результаты последующего пропорционального распределения, можно измерить «умножающее» влияние последнего. В то же время не будем забывать, что в целом голосование развертывается в пропорционалистских рамках и это психологически влияет на избирателей: главное, они знают, что голоса, отданные ими кандидатам, которые могут оказаться на третьем или четвертом месте, не будут потеряны, как это происходит при простом мажоритарном голосовании — ведь дополнительное распределение как раз и имеет целью их учесть. Следовательно, механизмы поляризации здесь не действуют или почти не действуют. В результате свойственный мажоритарному голосованию «эффект сжатия» оказывается сглаженным, точно так же, как и присущий по сравнению с ним пропорциональной системе «эффект умножения». Но последний тем не менее остается ощутимым.
В Федеральном Собрании избранники округов представляют только 5 партий; по результатам пропорционального распределения в Бундестаге к ним добавляется сверх того еще 4 партии (от коммунистов до крайне правых). На выборах в Ландтаг земли Шлезвиг в 1950 г. избирательный блок, созданный христианскими демократами, ФДП (немецкие либералы) и ДП (немецкая консервативная партия) получил 31 место за счет мажоритарного голосования — против 8, полученных социал-демократами, 5 — Союзом изгнанных и перемещенных, 2 — партией Южного Шлезвига (датчане); по результатам пропорционального распределения правящая партия сохранила свое прежнее 31 место, социал-демократы, наоборот, довели счет до 19, Союз изгнанных — до 15 и Южный Шлезвиг — до 4. Если само число партий и не выросло, то увеличение количества малых групп имело именно такой смысл. Аналогичны результаты выборов в земле Гессе: социал-демократы добились 36 мест за счет мажоритарного голосования, либералы — 8, христианские демократы — 4; эти цифры увеличились после коррекции с помощью пропорциональной системы соответственно до 47, 21 и 12. В Баварии «эффект умножения» выступает еще ярче распределение мажоритарных мандатов дает 46 мест партии баварских христиан (ХСС), 38 — социал-демократам, 16 — баварской партии и 1 — либералам; итак, практически представлены только 3 партии. Но после суммирования мандатов, полученных по пропорциональной системе, партия баварских христиан имеет 64 места, социалисты — 63, Баварская партия — 39, либералы — 12, блок, созданный «изгнанными» и «немецкой общиной», — 26, так что в итоге в ландтаге заседает 5 партий. Подобные же результаты дали выборы в парламент Гамбурга 10 октября 1949 г.: 72 избранных путем плюрального вотума (то есть мажоритарного голосования) в два тура принадлежат только к двум партиям: это социал-демократы (50) и коалиция либералов и христианских демократов, выставляющих единых кандидатов (22); после распределения мест с учетом результатов пропорционального голосования в собрание вошли еще 3 партии:
