— Не расстраивайтесь из-за меня, — проговорил Кэд, который казался уже пьяным в стельку. — Побеспокойтесь лучше о себе. К сожалению, наш интим закончился. Пока вы беседовали со своим дружком, появились наши общие друзья.
Глаза Жаннет округлились.
— О чем вы?
— Я слышал шум снаружи, — проговорил Кэд, с трудом поднимаясь. — На террасе кто-то есть.
Жаннет приложила палец к губам и начала прислушиваться, но за дверью раздавалось лишь завывание ветра.
Кэд, пошатываясь, подкрался к двери, открыл ее и прислушался. Жаннет напряженно смотрела на него. Кэд сделал ей знак приблизиться, и она послушалась.
— В подвале, — прошептал Кэд. — Слышите?
Жаннет сунула голову в открытую дверь, и в этот момент рука Кэда, ударив ее по запястью, заставила выпустить пистолет. Он резко толкнул ее на середину комнаты, поднял оружие и улыбнулся.
— Еще одна психологическая ошибка, малышка. Вы действительно поверили, что я пьян? Меня не так просто напоить. А теперь верните мне пленки!
Жаннет отступила на шаг, но Кэд подошел к ней и, схватив за руки, начал выворачивать их. Девушка закричала.
— Вы хотите, чтобы я раздел вас? — прорычал Кэд.
Она опустила руку в карман пальто и бросила обе кассеты на пол. Кэд отпихнул их на другой конец комнаты, а Жаннет толкнул на кушетку. Потом он подобрал пленки и сел в кресло.
— Знаете, что я вам скажу? Кажется, я передумал. Я постоянно спрашиваю себя, зачем я потратил столько времени и нервов, чтобы сделать эти снимки, и зачем моей стране заниматься Гиндербургом и его грязными делишками? Пусть эти подонки делают, что хотят. Было время, когда подобная история могла задеть меня, но теперь мне наплевать.
Вы когда-нибудь слышали о маленьком городке под названием Астонвилль? Вряд ли вы представляете, как белые ненавидят там чернокожих. И я принял эти проблемы очень близко к сердцу. Мне казалось, что убийство двух молодых негров, это — конец цивилизации, но теперь понял нехитрую истину: чтобы могли существовать одни люди — другие должны умирать. Я сфотографировал момент убийства, но пленки у меня отнял и засветил один человек без признаков совести… Сегодня вы считаете, что мир пропадет, если вы не докажете ему, что Гиндербург — предатель. Вы молоды… Поверьте мне, мир будет продолжать существовать, потому что предательство — основа всей нашей жизни. И теперь я понял, что все это меня не касается. Эти пленки принадлежат только мне, и я сделаю с ними все, что захочу, — и Кэд спокойно вытащил пленку из кассет, как сделал это помощник шерифа в Астонвилле.
— Нет! — закричала Жаннет, вскакивая с места. — Умоляю, не делайте этого!
— Если вы приблизитесь ко мне, получите по башке, — холодно предупредил Кэд. — Я не шучу.
Он продолжал разматывать пленку под безумным взглядом Жаннет. Когда дело было сделано, фотограф бросил обе кассеты на диван.
— Это вам на память обо мне, — сказал Кэд. — И не нужно делать такого трагического лица. В следующий раз будете работать более четко. Я же вам сказал: вы поставили на темную лошадку…
Он снова открыл бутылку и сделал хороший глоток.
— Так мне и надо, — сказал Кэд. — А вы — никудышная шпионка. Вы должны были заметить, что я почти не пил, а делал такие малюсенькие глоточки.
— Я была бы сумасшедшей, если бы ожидала чего-то путного от такого пьяницы, как вы, — яростно закричала Жаннет. — Отправляйтесь к вашей мексиканской шлюхе, если только она захочет вас. Но она не захочет!
Кэд улыбнулся.
— Вы совершенно правы: я жалкий пьяница, а она шлюха. Но мы с ней открыли одну удивительную вещь, о которой вы и не подозреваете. Я говорю это, потому что мне жаль вас, ведь вы даже не знаете, что такое любовь… И если уж мы разговариваем по душам, скажу вам еще одно: секрет нашей дурацкой жизни состоит в том, чтобы пользоваться хорошими моментами и пренебречь плохими. Моя ошибка в том, что я слишком много внимания уделял этим самым плохим моментам. Послушайте меня, бросьте играть в приключения, найдите себе мужчину, выходите за него замуж и, если сможете, рожайте детей. Женщины для этого и созданы…
— Молчите! — завопила Жаннет. — Меня не интересуют советы жалкого пьяницы.
Кэд почесал переносицу и, приканчивая бутылку, произнес:
— Это очко в вашу пользу. Те, кто не смог нормально устроить свою жизнь, не должны давать советы другим. Никогда! А теперь прощай, малышка. Я ухожу. Оставайся здесь и жди своего дружка. Я же, пожалуй, прогуляюсь в Эгль.
Кэд встал и направился к двери.
— Не будьте дураком, — сказала Жаннет. — Они ожидают вас снаружи. Прекращайте эту комедию.
Кэд с улыбкой посмотрел на девушку.
— У меня нет никакого будущего, — сказал он. — И я не смогу зарабатывать себе на жизнь… Так почему бы мне и не продолжить комедию? Я хочу поставить точку в конце существования, которое меня не устраивает и которое меня больше не интересует.
Кэд вышел из комнаты и спустился в подвал. Надевая лыжи, он думал о Хуане и спрашивал себя, что она сейчас делает? Без сомнения, она была сейчас с каким-нибудь толстым американцем и ласкала его своими длинными нежными пальцами.
Застегивая крепления, Кэд восстановил в памяти лица Сэма Венда, Эда Бурдика, Матиссона, Викки Маршалл и грустно покачал головой, чувствуя, что все они стали для него очень далекими и почти нереальными, словно были персонажами какого-то давно забытого фильма.
Открывая дверь, Кэд подумал об Адольфо Криле, и толстый мексиканец в поношенном костюме, с приветливой улыбкой и несмелым взглядом показался ему гораздо ближе, чем все остальные…
Кэд начал набирать скорость, спускаясь по заснеженной тропке, которая вела в Эгль, когда один из людей Гиндербурга увидел его фигуру, залитую ярким светом луны.
Дуло карабина поднялось, и палец нажал на спуск. Вспыхнуло пламя, и звук выстрела раздался в то время, как пуля, рассекая холодный воздух, неслась к цели…
