мечтой было прочесть о себе хвалебный отзыв — или хотя бы упоминание — в престижной рубрике «Писатели и книги», которую вел в известной многотиражной газете «Коррейо да манья» пернамбуканец Жозе Кондэ, способный создать или погубить репутацию одной меткой фразой. Нелюбезный Жозе Кондэ отмечал тогда свое соавторство в выпускаемой издательством «Сивилизасан бразилейра» серии «Семь смертных грехов» — он участвовал в ней наряду с такими фигурами, как Гимараэнс Роза, Отто Лара Резенде, Карлос Эйтор Кони и Лижия Фагундес Телес, не считая прочих знаменитостей. Пауло восхищался жестким стилем Кондэ и надеялся, что зоркий глаз критика рассмотрит в его произведениях искру таланта. Он дополнил новыми стихотворениями подборку, опубликованную клубом «Рота 15», красиво отпечатал ее на машинке, тщательно переплел и отправил в редакцию «Коррейо». В следующую среду — день выхода рубрики «Писатели и книги» — Пауло побежал в газетный киоск, горя желанием узнать, что же написал о нем Жозе Кондэ. Потрясение было таким сильным, что он вырезал соответствующий столбец, вклеил его в дневник и снабдил пометкой: «Неделю назад я послал Жозе Кондэ свои стихи с просьбой высказаться о них. А сегодня прочел в газете вот это». Пауло имел в виду постскриптум колонки из десяти строк:
Бойким юнцам, стремящимся во что бы то ни стало обратить на себя внимание и опубликовать свои книги, стоило бы вспомнить, что Карлос Друммонд де Андраде выпустил за пятнадцать лет всего три маленьких сборника, содержащих в общей сложности 144 стихотворения… А недавно один критик подчеркнул, что Эрнест Хемингуэй не менее двадцати раз переписал свой маленький шедевр «Старик и море».
Пауло понял намек, и его сразила такая агрессивность. Совсем недавно он благодарил Бога за дарованное ему счастье — открытие призвания, — но теперь самоуверенность сменилась мучительными сомнениями. «Может, я зря упорствую, желая стать писателем? — размышлял он. — Может, писатель из меня не получится?» Но все же Пауло сомнения отметал. Его друг обливался ледяной водой, чтобы не потерять веру в Бога, и Пауло решил не поддаваться слабости и бороться за осуществление мечты. Он тяжело перенес удар, нанесенный Кондэ, но не собирался сдаваться. Целый день он не мог думать ни о чем другом, кроме литературной рубрики. Вечером, чтобы немного отвлечься, он решил посмотреть знаменитый американский сериал о докторе Килдэре, молодом враче, которого играл Ричард Чемберлен. Пауло выключил телевизор, не досмотрев серию до конца, и записал в тетради:
В сегодняшней серии о докторе Килдэре директор больницы сказал ему: «Я не должен был пытаться изменить вашу жизнь, Джим. Все мы с рождения созданы для своего идеала». Я применил эти слова к профессий писателя и решил стать им.
Воодушевленный собственной смелостью, Пауло сочинил вариацию стихотворения Редьярда Киплинга «Если…»:
Вознесшись в свои заоблачные высоты, Пауло с тоской думал о перспективе снова сесть за школьную парту. Стремясь избежать этой муки, он разработал план, который мог бы избавить его от колледжа на пару лет: надо постараться получить зарубежную стипендию и на какое-то время уехать из Бразилии, как это уже сделали некоторые его соученики. Родители Пауло вновь обрели бы надежду, если б ему удалось стать участником очень популярной в то время программы культурного обмена «Америкен филд сервис». Судя по оценкам, Пауло неплохо успевал по английскому (особенно в сравнении с другими предметами), а это уже полдела. Две недели он потратил на сбор документов: справки из школы, фотографии, рекомендательные письма. Когда начались отборочные испытания, из семи претендентов группы, в которую входил Пауло, осталось вначале четверо, а потом его и еще двоих допустили к решающему экзамену: собеседованию, — разумеется, на английском языке — с проверяющим из Штатов.
В назначенный день Пауло так волновался, что, сев перед экзаменатором — девушкой приблизительно его возраста, — ощутил глухой толчок в глубине груди. Забыв о неверии, он мысленно воззвал к Богу, молясь, чтобы тревога оказалась ложной. Но нет — у него действительно начинался приступ астмы. Из легких вырывался хриплый свист, глаза вылезли из орбит, он судорожно ощупывал карманы в поисках ингалятора. Пауло пытался что-то сказать, но из горла неслось лишь сипенье. Американка и сама окаменела от ужаса. Через несколько минут все прошло, Пауло удалось взять себя в руки и пройти собеседование, но он покидал аудиторию с плохим предчувствием: «Боюсь, астма сыграла со мной злую шутку». И действительно, за месяц до предполагаемого отъезда ему сообщили телеграммой, что он не прошел по конкурсу. Но Пауло не чувствовал себя побежденным — он приписал отказ не неудаче на собеседовании, а тому факту, что мать ездила в США: «Думаю, они отдают предпочтение тем, чьи родственники никогда не бывали в Соединенных Штатах, — написал он и добавил, как та лисица из басни: Очевидно, они решили, что для Америки у меня слишком могучий интеллект».
В это же время Пауло охватила новая страсть. На сей раз — в образе реальной девушки из плоти и крови: кареглазой длинноногой Марсии. Пауло в свои семнадцать лет даже по бразильским меркам был малорослым и худым. При росте в метр шестьдесят девять, который остался у него на всю жизнь, он весил всего пятьдесят килограммов — на десять меньше нормы. Будущий писатель не отличался приятной наружностью и самокритично это признавал: «Я некрасив, тощ, лишен обаяния и неспособен заинтересовать женщину, — повторял он десятки раз с небольшими вариациями в интервью, которые давал впоследствии. — Из-за моей внешности у меня развился комплекс неполноценности». Большинство юношей ходили в рубашках с короткими рукавами, щеголяя крепкими мускулами, а Пауло носил только строгие рубашки с длинным рукавом, чтобы замаскировать узкие плечи и слишком тонкие руки. Огромный кожаный пояс, несуразно смотревшийся на тщедушной фигурке, поддерживал линялые джинсы, обтягивавшие, как того требовала мода, худые ноги. Образ довершали металлические очки с тонированными стеклами, позднее ставшие фирменным знаком Джона Леннона. Волосы у Пауло закрывали уши и свисали почти до плеч, а немного погодя он отрастил жидкие усики и что-то вроде остренькой мини-эспаньолки под нижней губой.
Марсия была на год моложе Пауло и жила почти по соседству на углу улиц Родриго Отавио и Падре Леонел Франка. Она тоже училась в колледже Эндрюс и была членом клуба «Рота 15». Светлые прямые волосы, кукольный носик, узкий разрез глаз — несмотря на строгий надзор отца и старшего брата, она считалась отъявленной кокеткой и одной из самых соблазнительных девушек в группе. Будущий автор бестселлеров был о себе столь низкого мнения, что не замечал заинтересованных взглядов девушки, в которых сквозило восхищение, когда он спорил с другим «интеллектуалом» группы — Алсидесом Линсом, или Сидиньо — о книгах, фильмах и театральных постановках. Хотя большинство участников клуба не слишком хорошо понимало значение термина, все они считали себя экзистенциалистами. У Пауло не было ни шикарной одежды, ни машины, он не отличался физической силой, но Марсия с удовольствием слушала, как он пересказывает отрывки из прочитанных книг или декламирует стихи известных поэтов. Однако Пауло не подозревал о симпатии девушки, пока она не решила взять инициативу в свои руки.
Вечером 31 декабря 1964 года Пауло завершил очередную тетрадь дневника следующей грустной фразой: «Сегодняшний день, последний день 1964 года, завершается стоном, скрытым в ночи. Год не
