точному решению. Единственно возможному, с его точки зрения. Поэтому встретил он директоров Акционерного общества без восторга, ежели не сказать, хмуро. Ведь надлежало показать этим господам всю сложность вопроса…
Бурундуков неохотно поздоровался с Долгоруковым и со всей честной компанией и снова уселся в свое кресло, всем своим видом давая понять, что вчера – это было вчера (он находился в изрядном подпитии), а сегодня – это уже сегодня (он трезв и осмыслил все разумно).
– Ты чего такой? – улыбаясь, поинтересовался Всеволод Аркадьевич. – Голова со вчерашнего болит?
– Болит, – ответил Бурундуков, – но совершенно по иному поводу.
– По какому? – В голосе Долгорукова послышались нотки сомнения и тревоги.
– Боюсь, вопрос о предоставлении вам кредита будет не так-то просто решить, как вначале думалось, – промолвил виновато Бурундуков. – И займет больше времени, нежели мы с вами предполагали.
– Вот как… И сколько же?
– Надо полагать, не менее двух недель… – вздохнул первый помощник управляющего банком.
– Двух недель?! – невольно воскликнул Ленчик, а Сева и Давыдовский переглянулись и оба нахмурили лбы. Лука потемнел лицом, но, по своему обыкновению, промолчал.
– Да, – подтвердил Бурундуков и сделал печальные глаза, словно тоже сожалел об этом.
– Вопрос с кредитом надо решить много раньше, – твердо произнес Всеволод Аркадьевич, сверля взором первого помощника управляющего банком.
– Это… невозможно…
– Почему? – напрягся Сева.
А Лука превратился весь во внимание.
– Потому что это зависит не только от меня, – сказал первый помощник управляющего банком.
– А от кого еще? – подался вперед Долгоруков, словно приготовляясь бороться. Бороться до последнего…
– Есть еще управляющий и начальник кредитного отдела…
– Управляющий – ясно. Он глава, и все такое… Но он поступит так, как присоветует ему его правая рука. Разве не так? – напряженно просил Всеволод Аркадьевич.
– Так-то так, но вот начальник кредитного отдела… – замялся Бурундуков.
– А что начальник кредитного отдела? – поднял брови Долгоруков. – Он твой непосредственный подчиненный. Поговори с ним. Отдай ему все бумаги, что мы принесли.
– Он… очень нерешительный в таких вопросах…
– А что надо, чтобы он стал решительным? – в упор посмотрел на Бурундукова Всеволод Аркадьевич.
Первый помощник управляющего банком снова замялся. Этого хватило, чтобы Долгоруков и все присутствующие поняли, что придется увеличивать мзду. То бишь давать еще одну взятку.
– Сколько? – спросил Сева.
– Еще столько же, – тихо ответил Бурундуков. – В смысле, десять тысяч рублей.
– Я понял, понял, – сказал Долгоруков примирительно и обвел взглядом присутствующих, как бы спрашивая их, что, мол, будем делать. Хотя, в принципе, был готов к такому повороту дел, потому как Бурундуков был типичным мздоимцем, которых при обоих Александрах развелось тьма, и имя им теперь – легион. Вот Николай Павлович давно бы прижал таковых к ногтю. У него и генералы, и обер-прокуроры за мздоимство на каторгу шли, не то что мелкая чиновная сошка… – Хорошо, принято. Это все?
– Нет, – не сразу ответил Бурундуков.
– А что еще?
– Я хочу войти в долю… – глянул он прямо в глаза Долгорукову.
Наступило, как пишется в подобных случаях, гробовое молчание.
Сева посмотрел на Африканыча. Тот, отведя взгляд от Долгорукова, посмотрел на Ленчика. Ленчик, встретившись взглядом с Африканычем, глянул на Давыдовского. Павел Иванович, усмехнувшись Африканычу, посмотрел на Севу. Ленчик, сморгнув, снова перевел взор на Африканыча, а потом встретился взглядом с Давыдовским. В общем, все переглянулись. Даже с Лукой, на лице которого, конечно, против его желания, явно было написано возмущение наглостью первого помощника управляющего банком. Лука даже хотел произнести нечто вроде: «А не жирно ли тебе будет, толстая скотина?» – но, естественно, промолчал. Ибо его дело не возмущаться и принимать чью-либо сторону. Его дело контролировать ситуацию и следить за тем, чтобы все происходило в интересах Густава и тайной организации с непритязательным названием «Центр».
– Два процента, – медленно произнес Сева.
– Пять, – мгновенно отреагировал Бурундуков.
Давыдовский и Ленчик разом возмущенно выдохнули.
– Два процента – это сорок тысяч рублей. И неплохие дивиденды после запуска железной дороги… Два с половиной.
– Четыре, – так отреагировал на реплику Долгорукова первый помощник управляющего банком.
– Три, – заявил Сева. – Три. – И протянул Бурундукову руку.
Два миллиона. Хорошие деньги, даже очень хорошие. Сложность состоит лишь в том, что такие суммы не выдают наличными, а кладут на текущий банковский счет кредитуемого предприятия, в данном случае «Акционерного общества Казанско-Рязанской железной дороги».
Как же получить на руки деньги и не подпасть под «Уложение о наказаниях» за финансовые махинации? После чего куковать на киче или махать киркой на серебряных или свинцовых рудниках Нерчинского горного округа – вотчины императорской семьи…
Надо отдать деньги другому юридическому лицу, с которым, к примеру, можно заключить договор на поставку высококачественных чугунных или стальных широкоподошвенных немецких рельсов. А потом это другое юридическое лицо обналичивает деньги и исчезает. Потому как изначально было задумано как фальшивое, лишь для того, чтобы принять деньги на свой счет, которые, говоря простым языком, планировалось украсть.
Но это еще не все. Деньги, перечисленные первым юридическим лицом («Акционерное общество Казанско-Рязанской железной дороги») второму юридическому лицу (Торгово-закупочная фирма «Гольденмахер и К°») лежат в банке. А банк просто так не выдаст на руки два миллиона рублей. И даже триста шестьдесят тысяч. Для этого нужны очень веские основания. И пакет документов с договорами, гарантиями и прочими юридическими бумагами, которых у шайки Севы Долгорукова не было и не могло быть.
Так что же делать? Выхода нет? Имеется! Получить некоему частному лицу аккредитив от «Гольденмахера и К°» и снять эти два миллиона, положив их в большой дорожный чемодан (мешок, сундук, баул, корзину – по выбору). Правда, придется отстегнуть немалую комиссию банку за услугу, но что делать? Таковы правила.
Говорят, хорошие шахматисты просчитывают партию на дюжину ходов вперед. То есть если противник сходит так, то его оппонент сходит эдак. А если противник сходит не так, а иначе, то и оппонент сходит по- другому. Но он будет готов и к первому ходу, и ко второму. Вольф Стейниц, первый чемпион мира по шахматам, два года назад выиграл первенство мира у молодого Иоганна Германа Цукерторта, просчитав партию вперед на двадцать ходов.
Всеволод Аркадьевич Долгоруков просчитал в своей партии все возможные ходы (во всяком случае, так полагал), но об этом, конечно, он никому не сказал. Зачем? Те, кто участвовал в деле, превосходно знали свои роли, но их роли были лишь частью всей задуманной партии, даже если эти роли сложить вместе. Целиком, во всех деталях, задуманное Всеволодом Аркадьевичем не знал никто. Кроме него самого. А еще Долгоруков был готов к неожиданному ходу Луки. Ведь соглядатай в очках с золотой оправой знал, что на счет конторы Огонь-Догановского поступит два миллиона рублей. А ему отдадут из них всего триста шестьдесят тысяч. А остальные миллион шестьсот сорок тысяч? Куда денутся они?
Было понятно, что Долгоруков со своей командой строить железную дорогу Казань – Рязань не собираются. Контора Огонь-Догановского после опустошения ее счета в банке испарится вместе с советником коммерции и второй гильдии купцом Самуилом Гольденмахером: подозрения останутся на нем и
