застрелил Африканыча…
– Насмерть? – спросил Густав, весьма непонятно посмотрев на него.
– Именно, – ответил курьер, – прямо на моих глазах. То же самое он хотел сделать и с Ленчиком. Сказал, что такого предательства не прощает никому…
– Он прав, – произнес Густав. – Предательства прощать никому нельзя.
Курьер несколько раз сморгнул:
– После Ленчика он собирался пришить старика. Как свидетеля.
– Какого старика?
– Отставного актеришку. Тот, похоже, спился и просто жил в том заброшенном доме.
– Убил? – коротко спросил Густав.
– Не знаю, – не сразу ответил курьер.
– А Ленчика убил?
– Скорее всего, убил. Да, убил…
– Что же так неуверенно отвечаешь?
– Я только слышал выстрелы… – нерешительно отозвался человек в полосатом дорожном костюме.
– Сам, значит, не видел?
– Нет… К тому времени я уже покинул дом, – с дрожью в голосе произнес курьер.
– Сбежал, стало быть.
Курьер робко посмотрел на Густава, а потом проговорил в отчаянии:
– А что мне оставалось делать? Ведь пришла полиция и стала ломиться в двери. Они же могли арестовать меня.
– Ну, это вряд ли, – усмехнулся Густав. – Ты ведь не видел этих фараонов?
– Не-ет…
Густав лишь едко хмыкнул:
– Ясное дело – не видел. А как тебе удалось сбежать? – спросил он. И тут же остановил сам себя: – Нет, позволь, я догадаюсь сам… – Он приложил руку ко лбу, а потом, словно осененный идеей, произнес: – Тебя вывел черным ходом Вольдемар. И, конечно, без денег.
– Да-а… – протянул курьер. – Но если бы я попался с деньгами, было бы еще хуже…
– Конечно, конечно… Кто же спорит? – Густав, похоже, уже ненавидел курьера. – А когда ты мчался от заброшенного дома, словно заяц, то слышал выстрелы, так?
– Слышал… – Удивлению человека в полосатом дорожном костюме не было предела. Не зря в организации говорят, что Густав видит людей насквозь и все знает. Он и правда всевидящ и всезнающ…
– И ты подумал, что это Вольдемар пришил Ленчика и старика-актера, а потом ворвавшиеся в дом фараоны подстрелили самого Вольдемара, потому что он оказал им сопротивление? Так? – спросил «всевидящий и всезнающий».
Курьер молчал, пораженный: всеведению Густава решительно не было границ…
– Мда-а, – протянул тот после недолгого молчания, во время которого он устало и, как могло показаться на первый взгляд, уже безразлично созерцал человека в полосатом дорожном костюме.
И кто только производит таких недоумков? А главное, как они просачиваются в такое серьезное дело, как политический террор, способный повлиять на весь ход мировой истории? Надо как можно скорее доложить в «Центр», что человек, заведующий кадрами организации, скорее всего, выжил из ума и перестал разбираться в людях. Или он недобросовестно относится к делу, что еще хуже. Если дальше так пойдет, то скоро все придется делать самому: и финансировать акции, и создавать тайные ячейки, и изготовлять бомбы, и самому же кидать их в государей.
А что делать с этим? Густав, стараясь быть спокойным, посмотрел прямо в глаза побелевшему курьеру. Разве такому слабому человеческому материалу можно доверять?
Тупоголовая, жалкая скотина! Ведь младенцу было бы ясно: с игрой на бирже – это подстава. И его просто раскручивают без особых затей, чтобы потом элементарно «кинуть». На это указывало все: вымышленные имена; случайное знакомство с этим Вольдемаром, который, очевидно, главный в их шайке; появление «фараонов», настоящих или подложных, но тоже из их шайки; счастливое спасение от ареста… Курьера просто-напросто развели, как бестолкового гимназиста!
Стоп!
Актер… Конечно, он тоже махинатор, и тоже в их шайке, но, возможно, актер-то он взаправдашний…
Густав старался говорить теперь спокойно:
– Ты говорил об отставном актере…
– Каком актере? – непонимающе сморгнул человек в полосатом дорожном костюме.
– Который проживал в том заброшенном доме, где вы с Вольдемаром настигли Ленчика и Африканыча, – терпеливо и уравновешенным тоном напомнил Густав.
– А-а! Да, там был старик-актер. Бывший. Наверное, жил там, – спохватился курьер.
– Расскажи о нем поподробнее.
Человек в полосатом дорожном костюме напряг память. То есть старательно сморщил лоб в складки, сделав при этом пресерьезное лицо. Сейчас он вспомнит про старика-актера, Густав успокоится и отпустит его. Конечно, ему больше не поручат ездить за деньгами для «Центра», но ему этого и не надо: слишком хлопотная работенка! Уж лучше прислуживать, чем подвергать свою жизнь опасности. И вообще, надо бы уходить от этих рисковых людей. Ведь он пришел в организацию за романтикой, ну и деньгами, конечно, – а вместо этого его постоянно подвергают какому-то необоснованному риску: того и гляди, жандармы пристрелят в каком-нибудь глухом переулке или пьяный громила пырнет ножиком в темной подворотне.
– Ну, это спившийся старик, – наконец принялся отвечать курьер. – Он сам назвал свою фамилию – Свешников. А, еще он говорил, что бывший актер Городского драматического театра. Рассказывал, что когда-то был в местном театре лучшим из труппы…
– Когда? – перебил Густав.
– Что? – не понял курьер.
– Я спросил: когда он служил в театре и был лучшим в труппе? – повторил свой вопрос Густав.
– Не знаю, – человек в полосатом дорожном костюме для убедительности пожал плечами.
«А что ты вообще можешь знать, тупая скотина?» – вяло улыбнулся Густав. Все. На этого ничтожного человека не стоит тратить эмоции и время. Он перестал для него существовать, как только провалил задание «Центра». Еще пара вопросов – и пусть катится на все четыре стороны. Но не очень далеко. Чтобы долго не искать…
– Что еще тебе известно про этого Свешникова? Ну! Вспоминай! – подстегнул курьера Густав.
– Он еще говорил, что играл с актером Писаревым и Полиной Стрепетовой. Это тоже актриса, весьма известная.
– Знаю, – сказал как отрезал Густав. – Это все?
– Все, – виновато ответил курьер.
– Не густо, но уже кое-что, – холодно подвел итог разговору с курьером Густав. – У тебя есть еще что- нибудь сказать?
– Н-нет, – нерешительно ответил курьер. – Да, – поправился он. – А что будет со мной?
– С тобой? – Густав как-то удивленно посмотрел на него. – Ты больше никогда не будешь исполнять обязанности курьера…
– Понял, – с готовностью отозвался тот.
– Никогда больше не получишь никакого ответственного поручения ни от «Центра», ни от меня…
– Понял.
– И совершенно забудешь все, чем здесь занимался.
– Понял, – повторил курьер и облегченно вздохнул: кажись, пронесло…
– Теперь ступай.
Человек в полосатом дорожном костюме помялся.
– Я бы хотел принести вам свои личные извинения по поводу… по поводу случившегося, – робко произнес он. – И заверить вас, что больше никогда… никогда подобного не повторится…
