А мама с Ба вернулись от фарцовщика Тевоса невероятно довольные – купили тете Кире красивую кожаную сумку насыщенного шоколадного цвета. С застежкой под затемненное серебро и длинным съемным ремешком.
Сумка папе очень понравилась.
– О, коричневого цвета! – обрадовался он. – Удачно будет оттенять цвет ее карих глаз.
Мама с Ба потом долго смеялись, представляя, как тетя Кира ходит по нашему городку с шоколадной сумкой на голове. Чтобы удачно оттеняла цвет ее глаз.
Глава 12
Манюня, или Как дядя Миша романтичные маршруты по болотам прокладывал
– У каждого свои тараканы в голове. Но у этих разве тараканы? У этих настоящие динозавры! – Ба стояла на пороге нашей квартиры с таким видом, словно ее немножко ударило током, – вьющийся волос, выбившись из пучка, дыбился вокруг головы, ворот платья воинственно торчал вверх, и даже свисающая с локтя сумка, вопреки своему обычно флегматичному поведению, качалась, словно заправский маятник Фуко, туда-сюда. Ба усмиряла движение сумки раздраженным жестом – дергала локтем и прижимала его плотно к боку. Сумка на секунду успокаивалась, а потом снова принималась за свое.
– Динозавры – это еще мягко сказано, тетя Роза! – посторонилась мама, пропуская гостью в дом. – Что Миша натворил?
– Ай, Надя, не спрашивай! Ай, Надя, он меня в гроб вгонит!
Ба скинула туфли, выудила из шкафчика с обувью домашние большие тапки, надела. Сдернула с локтя сумку, запулила ей в шкафчик, громко хлопнула дверцей.
– Сейчас тебе все расскажу, ты только чайник поставь. Руки вымою и все расскажу.
Мама, чутко прислушиваясь к звуку льющейся воды, воровато открыла дверцу обувного шкафчика, выудила оттуда сумку, быстро протерла ее первым попавшимся под руку шарфом и водрузила на комод. А потом припустила на кухню – ставить чайник.
Когда Ба вышла из ванной, на столе красовались большая пузатая сахарница с ее любимым твердым сахаром, черешневое варенье и вазочка с конфетами «Грильяж». Ба плюхнулась на угловой диванчик, выудила из вазочки конфету, развернула ее, потом снова завернула. Положила на краешек стола. Придвинулась впритык, полюбовалась черешневым вареньем, удовлетворенно хмыкнула – варенье золотилось на просвет, вкусно пахло сладким и корицей, а в каждой прозрачной ягодке можно было разглядеть орешек.
Черешневое варенье мамы – настоящая сказка. Правда, его готовка – долгий и кропотливый труд. Надо обжарить фундук, очистить от шелухи, разобрать на две половинки. Черешню нужно выбирать с умом – она должна быть белой, крупной и слегка недозрелой, иначе развалится при варке. Специального приспособления для выковыривания косточек у мамы не было, поэтому она завела под эти нужды обычную шпильку для волос – поддевала круглым концом косточку и аккуратно удаляла её из ягоды. На место косточки быстренько вставляла жареный фундук. Заливала горячим сиропом, варила в три приема по пять минут с момента закипания. После каждой варки черешня отстаивалась ночь – думала. В последнюю варку в сироп добавлялась корица и сушеные лимонные корочки – совсем чуть-чуть, буквально несколько долек. Иногда, под настроение, мама могла положить две-три палочки гвоздики, правда, это случалось крайне редко, раз в сто лет. Гвоздику мама не очень жаловала и с большой неохотой пускала в ход. Хотя возни с ягодами требовалось неимоверное количество, а времени у мамы было в обрез, она каждый год обязательно выкраивала несколько часов для готовки черешневого варенья.
Ба вытащила из сахарницы щипчики и принялась остервенело колоть сахар. Мама молча заваривала чай – ждала, когда гостья сама разговорится. Ведь подгонять расстроенную Ба себе дороже – она может распалиться до такого состояния, что придется потом отпаивать ее валерьянкой. Чайник шумно закипал на плите – мама сдернула его с огня буквально за секунду до того, как заверещал свисток. Залила крутым кипятком заварку, накрыла чайничек полотенцем. Вытащила темно-синие чашки с золотистой каемкой. Красиво сложила салфетки.
– Шлимазлы! – выдохнула Ба.
– А то! – поддакнула мама.
Наши женщины завели себе удивительную привычку – ругали мужчин «оптом». То есть не имело значения, кто именно отличился на этот раз, дядя Миша или папа. Любой проступок автоматически распространялся на обоих мужчин и обсуждался во множественном числе. Сегодняшний день, конечно же, исключением не стал. Поэтому Ба начала с традиционных «шлимазлов» и только потом перешла к конкретике. Притом сразу пошла с козыря:
– Повел ребенка в гости!
– Та-а-а-а-ак! – напряглась мама.
– Ну! А я что говорю? – Ба вытащила из кармана платок и протерла выступившие над верхней губой мелкие капельки пота. Сложила платок, но убирать в карман не стала. Накрыла им конфету, оставленную на краешке стола. Немножко подумала, украсила конструкцию салфеткой, а сверху приноровила кусочек сахара.
Мама следила за ее манипуляциями с нескрываемым беспокойством. Если Ба взялась выкладывать из подручных средств футуристические фигуры, значит, дело плохо. Значит, она не только рассержена, но и крепко расстроена.
– Тетя Роза, ну чего вы! – Она села рядом и обняла Ба за плечи.
– Надя-джан, я все понимаю. Не можешь по бабам не шляться – черт с тобой. Шляйся за счет своего здоровья. Но ребенка зачем впутывать?
– А к кому он ее повел?
– Вот! – резко выпрямилась Ба. – Вот видишь?
– Чего… вижу?
– Ты просто к своему вопросу прислушайся! «К кому он ее повел»! Это со сколькими бабами надо одномоментно встречаться, чтобы люди сидели и гадали, к которой из них ты повел свою дочь?
Мама смешалась. Дядю Мишу она искренне любила и ни в коем разе не хотела подливать масла в его изнуренные пылким материнским диктатом будни.
– Тетя Роза, – поспешила она исправить ситуацию, – вы меня не так поняли. Я имела в виду…
– Надя! – встопорщилась Ба. – Давай мы с тобой на этом берегу договоримся. Пока я в расстройстве, ты Мишу не выгораживаешь. Понятно?
– Понятно, – сдалась мама.
– Лучше чаю налей, небось заварился.
Пока мама разливала чай, Ба присовокупила к футуристической конструкции чайную ложку. Поддела указательным пальцем – она стала раскачиваться. Ба подставила ладонь, но ложка падать не собиралась, несколько раз качнулась и замерла на кусочке сахара.
– Тётя Роза, вот как оно у вас получается? – Мама села напротив, придвинула к себе чашку. – Вроде держится на честном слове, а падать не собирается.
– Во мне умер великий архитектор, Надя, вот как оно у меня получается! Мне надо было идти учиться на архитектурный. А я на филологический пошла.
– Зато благодаря филологическому образованию мы можем позволить себе перекидываться фразами на французском. Никто не понимает, зато нам хорошо, – хихикнула мама.
– Это да, – расплылась Ба в улыбке.
Она отпила большой глоток горячего чая, громко булькнула на глотке и уставилась на маму:
– А теперь давай к делу. Кто такая эта Софа?
Мама поперхнулась вареньем.
– Тетя Роза, вы бы еще в лучших традициях следователей НКВД посветили мне в лицо лампой!
– Надя, не юли!
Мама тяжело вздохнула. Сохранить нейтралитет между Ба и дядей Мишей у нее никогда не получалось. Если папа спокойно мог, сославшись на мужскую солидарность, не отвечать на расспросы, то мама под натиском всегда тушевалась. И не только потому, что козырем в виде мужской солидарности она не располагала, но еще и по-женски очень хорошо понимала Ба. Одно дело, когда ты заводишь амурные дела, и совсем другое, когда водишь к своей пассии десятилетнюю Маньку!
