он не мог удаться».
Этот вывод был сделан тогда, когда русский народ еще не пробудился в политическом отношении и с мистическим самозабвением преклонялся перед царизмом. Разве менее обоснован этот вывод в 1940 году по отношению к большевистскому государству? Окажутся ли силы молодого большевистского государства способными выдержать огромное напряжение борьбы за свое существование? Укоренился ли большевизм в России настолько, чтобы русский народ мог пойти на огромные жертвы ради защиты своей страны, или военное поражение будет означать конец большевистскому господству? Используют ли многочисленные национальные меньшинства многонационального государства возможность снова обрести независимость? И, наконец, перед лицом отчаянного военного положения поставит ли Сталин, трезвый и рассудительный государственный деятель, на карту существование своего господства или согласится на переговоры? На эти вопросы военный руководитель не мог ответить. Они глубоко затрагивали политические цели войны, от ответа на них зависели также и оперативные задачи. О них в основополагающей стратегической директиве не упоминалось. Экономические цели войны также должны были быть приведены в соответствие с операциями. Их нельзя было достичь «преследованием» или «рейдами». За кадровой армией, которую, возможно, удалось бы разбить западнее линии Днепр – Двина, стояло десять миллионов мужчин призывного возраста. Конечно, их предстояло вооружить и обучить.
В отличие от времен Мольтке техника, промышленность, экономика стали основой «политического могущества государства и тем самым – объектом войны. Их оценка и возможности их уничтожения должны были стоять в центре политических соображений. Разгром кадровой армии, каким бы важным ни был этот акт войны, создаст только предпосылку для гораздо более длительного акта разрушения военной промышленности противника. Как следовало добиваться этой цели? В директиве «Барбаросса» указано, что захват Донецкого бассейна и промышленных районов Москвы и Ленинграда будет осуществлен в результате операций сухопутных войск. Это звучало очень оптимистично; поскольку по политическим соображениям главный удар наносился на Москву, вызывало сомнение, достаточно ли будет сил и времени также и для захвата Украины. Задача уничтожения расположенных дальше к востоку центров военной промышленности возлагалась на авиацию. Это были утопические планы. Радиус действия немецких бомбардировщиков составлял тогда 1000 километров. Даже если бы удалось достичь намеченной линии Волга – Архангельск (это исключалось за одну кампанию, т. е. за три-четыре месяца), радиус действия бомбардировщиков был бы недостаточным, чтобы вывести из строя уральскую промышленность, район Свердловска. А ведь за Свердловском не конец мира. Было известно, что с 1928 года в Сибири (в Кузнецкой области) создавался еще более мощный промышленный центр, который вместе с Уральским промышленным районом составлял 12% всей территории России.
Приходилось довольствоваться следующим заключением: несмотря на все победы, нельзя предотвратить восстановления русской армии. Отсюда мог следовать только один вывод; не гнаться за экономическими целями, а точно определить политическую цель – настолько ослабить военную и политическую мощь России, чтобы ее повелитель вынужден был пойти на переговоры. Тогда целью войны и целью операции была бы Москва. Вместо того чтобы создать ясную основу для стратегии в войне против России, Гитлер в подготовительный период занимался оперативными планами, не входившими в его компетенцию. Эти планы резко менялись.
31 июля 1940 года он предлагал операцию с охватом обоих флангов (Киев и Прибалтика). 5 декабря 1940 года он согласился с предложением нанести главный удар в центре, на Москву. 17 декабря он сообщил о своем намерении наступать по обе стороны от Припятских болот и продвинуться глубоко на восток, чтобы затем повернуть на юг и север. Наконец, 18 декабря 1940 года он издал директиву «Барбаросса», предписывающую обеим северным группам армий во взаимодействии овладеть побережьем Балтийского моря и только затем нанести удар на Москву.
Неизменным во всех этих планах было одно: цель войны должна быть достигнута в одной кампании. Война имела для Гитлера смысл только в том случае, если «государство будет разбито одним ударом» (31 июля 1940 года). Это стремление к быстрому окончанию войны было связано с дальнейшими стратегическими планами Гитлера...
...Главнокомандующего сухопутными силами упрекали в том, что он до начала войны не добился разрешения противоречия между его точкой зрения и точкой зрения Гитлера относительно ведения войны. Представляется, однако, правильным, что главнокомандующий сухопутными силами не стремился к спорам с Гитлером по стратегическим и оперативным вопросам. Верно также и то, что для него первой целью войны был разгром русской армии, а не русской экономики, и в этом отношении между ним и Гитлером разногласий до сих пор не возникало. Еще 9 января 1941 года Гитлер также указывал, что в качестве первой цели войны должно быть уничтожение русской армии. В ходе многочисленных совещаний о деталях проведения операций, за которые нес ответственность главнокомандующий сухопутными силами, Гитлер неоднократно высказывал противоречивые соображения. Генерал-фельдмаршал фон Манштейн точнее всех оценил его способности как полководца, сказав, что «ему не хватало основанного на опыте военного мастерства, которого не могла заменить интуиция».
Поэтому можно понять, почему главнокомандующий сухопутными силами не согласился со всеми противоречивыми предложениями Гитлера по оперативным вопросам, тем более что целесообразность этих предложений в то время еще нельзя было установить.
Со свойственной ему настойчивостью Гитлер, однако, добился того, что его предложение о быстром захвате Прибалтики и уничтожении действующих там сил противника в результате поворота подвижных соединений группы армий «Центр» на север было поддержано. Он обосновывал этот план не только политическими и экономическими, но и оперативными соображениями: «Узкое пространство, на котором сосредоточивалась 4-я танковая группа, и продвижение группы севернее Немана давали мало возможностей для окружения глубоко эшелонированных войск противника, расположенных в Прибалтике. Для того чтобы обеспечить войскам северного крыла свободу действий, необходимую для нанесения удара на Москву, надо было не просто отбросить противника, а уничтожить его».
Вероятно, при составлении директивы о развертывании эти военные соображения побудили главнокомандующего сухопутными силами учесть пожелания Гитлера в большей степени, чем ему хотелось. Поэтому в докладе начальника Генерального штаба от 3 февраля 1941 года было ясно выражено намерение наступать тремя танковыми группами в северо-восточном направлении через Западную Двину на Смоленск, чтобы обеспечить взаимодействие этих крупных сил (в их состав входили танковые и моторизованные дивизии). В действительности сосредоточение не было обеспечено по причинам, на которых мы остановимся ниже. Гитлер на основе доклада от 3 февраля 1941 года мог считать, что его желания будут учтены, и отказался от дальнейшего вмешательства.
Настоящие разногласия между Гитлером и командующим сухопутными силами начались в июле и августе 1941 года в связи с другим вопросом, а именно желанием Гитлера повернуть крупные силы группы армий «Центр» на юг с целью обеспечить ей возможность захвата Украины. Но перед началом войны этот вопрос не возникал».
Генерал-фельдмаршал Э. фон Манштейн считал, что главным недостатком плана «Барбаросса» было то, что «Гитлером и ОКХ не удалось выработать единой стратегической концепции, что было необходимо как при разработке общего плана операций, так и в ходе проведения самой кампании 1941 года.
Стратегические цели Гитлера покоились преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Это был в первую очередь захват Ленинграда, который он рассматривал как колыбель большевизма и который должен был принести ему одновременно и связь с финнами, и господство над Прибалтикой. Далее, овладение источниками сырья на Украине и военными ресурсами Донбасса, а затем нефтяными промыслами Кавказа. Путем овладения этими районами он надеялся, по существу, парализовать Советский Союз в военном отношении.
В противовес этому ОКХ правильно полагало, что завоеванию и овладению этими, несомненно, важными в стратегическом отношении областями должно предшествовать уничтожение Красной Армии. Главным силам Красной Армии должно быть навязано решительное сражение путем нанесения удара на Москву (этот план не соответствовал полностью фактической группировке советских сил, как это выявилось позже). Москва представляет собой главный центр советской державы, потерей которого страна не стала бы рисковать, во-первых, потому, что Москва – в противоположность 1812 года – была действительно политическим центром России; во-вторых, потому, что потеря военно-промышленных районов вокруг Москвы
