Упырь: Страшные легенды, предания и сказки

Отчего на Великой Руси так мало исторических преданий? Немногие памятники древности, которые тут и там встречаются, развалины, пещеры, курганы, городища, остатки загадочных укреплений редко напоминают русскому крестьянину исторический быт России: либо никто и ничего не знает об этих памятниках, либо скажут вам наобум, в самых общих словах, что тут воевали татары, литва, ляхи или даже какой-нибудь разбойник новейших времен, в котором не было ничего замечательного, хотя он со всею вольницею своею и обратился уже, через пятьдесят лет после казни своей, в какое-то богатырское, сказочное предание. То же самое находим мы в песнях великорусских: в них до того господствует лирическое направление, что между тысячами довольно трудно найти хотя одну эпическую, с каким-либо историческим преданием. На самом севере России сохранилось несколько более подобных памятников: видно, новгородцы, населившие Заволочье и Поморье, вынесли с собою тогда несколько более наклонности к бытовым воспоминаниям; все племя это вообще и поныне отличается говором своим от всех прочих жителей Великой Руси и приближается, частью по произношению, частью по сохранившимся издревле выражениям, к южной Руси.

Что касается до сей последней, то она по направлению и духу воспоминаний своих в песнях, сказках и преданиях братски примыкает к соседним южнославянским племенам; не было, конечно, в том крае ни одного исторического события, которое бы не оставило по себе памятником песни или сказки в устах слепого бандуриста.

На реке Сбруч, пограничной между Россиею и Австрией, на чрезвычайно крутом и довольно высоком берегу стоит село Чернокозинцы, где видны поныне остатки каменного укрепления; направо от развалин этих, вверх по реке, находится замечательный самородный мост длиною в пять, а шириною до четырех сажен. По первому взгляду кажется весьма вероятным, что укрепление охраняло и обеспечивало переправу, особенно если предположить, что речка Сбруч, как и уверяют местные жители, теперь обмелела, но некогда вздымалась гораздо выше. Местное предание говорит, что это остатки замка князя Куриатовича. Он жил тут с сестрою своею, девицею. Во время татарского набега, когда замок захвачен был врасплох, князь принужден был бежать подземными ходами и скрыться в ущельях Сбруча. О дальнейшей участи его ничего более не известно; но один старик, из местных жителей, полагал, что он ушел в Польшу. Сестра князя Куриатовича, страшась татар, бежала через описанный нами самородный мост за Сбруч, в Галицию, унесла с собою значительное богатство, построила невдалеке, в глухом лесу, каменную церковь с келиею, где до конца дней своих молилась о пропавшем без вести брате. Говорят, что тамошние поселяне указывают поныне остатки этой церкви.

На том же Сбруче, на крутом каменистом берегу, есть селение Голенищево с ясными остатками небольшого каменного укрепления, среди коего находится чистый и холодный родник, снабженный богатою жилою воды. Крестьяне место это называют Забытком, но помнят и поныне предание, в котором частица истины смешана со странною сказкою.

В глубокой древности стоял здесь замок, доставшийся по наследству одинокой и сирой княжне, произнесшей обет девства. О ту же пору властвовал по соседству какой-то сильный и страшный владетель, бывший, сверх того, еще чародеем: никто и даже ничто не переносило его взгляда; он побеждал и разрушал глазами все, на что бы ни обращал взор; но зато благая природа и взяла некоторые предосторожности: веки у чародея этого всегда были сомкнуты, за что он и получил прозвание сонливого Баняка; он даже не мог сам открыть глаз, а для этого нужны были два помощника, которые, став осторожно за плечи его, чтобы не встретить страшного губительного взора, осторожно подпирали веки сонливого Баняка золотыми вилочками.

Баняк-сонливый был человек самовластный, самовольный и свирепый: все должно было ему покорствовать; малейшее противоречие возбуждало в нем неукротимый гнев и месть, а страшная чародейская сила, которою он владел, наводила ужас на всех, — и вся страна безусловно ему покорялась. Услышав о молодой прекрасной княжне в Голенищеве, он тотчас же вспыхнул: одной молвы о девственном обете ее было уже достаточно для возбуждения в своевольном Баняке неодолимого хотения подчинить княжну своей власти, заставить ее нарушить обет и выйти за него замуж. Самый обет казался ему личным для него оскорблением как нарушение безусловной его власти.

Баняк-сонливый послал к княжне посольство, приказав в довольно гордой, высокомерной речи требовать руки княжны. Она отказала. Он послал на замок ратных людей; но они ничего не могли сделать, потому что замок снабжен был съестными припасами в изобилии и, сверх того, ключевою водой. Нетерпеливый своевольный Баняк не стал выжидать конца этой продолжительной осады: он поднялся с наперстниками своими, прибыл в стан под Голенищево, приказал себя поставить на таком месте, откуда виден был весь замок, и два человека из ближних его, достав роковые золотые вилочки, приподняли ими обвислые веки Баняка до самых бровей; одного этого взгляда на замок княжны было достаточно для конечного его разрушения; стены рухнули, дружина Баняка побила не только дружину княжны, но даже и всех жителей городка Дивича, стоявшего под замком княжны на берегу реки. Опустошение было таково, что ни замка, ни городка с той поры не стало; но зато в темные дождливые осенние ночи тени побитых жертв и поныне еще скитаются по долине, на которой стоял город, и долина эта поныне именуется Дивич; над городищем по воздуху проносятся тени бывшего замка и в толпе их светлый, лучезарный образ самой княжны. Она спускается в долины и утешает сетующие тени. Тогда слышатся вокруг топот конский, звуки неизвестных ныне рогов, клики и вопли и какие-то военные песни с припевом «идем на Дивич».

Долина Дивич расстилается по обе стороны Сбруча, и русской, и австрийской стороне; местами скалиста и лесиста и на западе упирается в отроги Карпатов.

Поблизости местечка Черче, в лесу, находится какое-то городище, место, обнесенное земляными раскатами: его называют просто монастырем, уверяя, что в древности стоял здесь православный монастырь и что само название Черче происходит от слова «чернец», «чернецы».

В былое время, когда всякий засыпал под страхом татарского ночного набега и просыпался с молитвою и вопросом, не слышно ли чего о татарах, жители Черче узнали от бежавшего крестьянина, что татары ползут на них чешуйчатой змеей вверх по Днестру. Жители разбежались, спасая кто что мог, искали убежища в лесах и в пещерах, доныне еще видных в крутобереговом каменистом ложе реки Смотрича, который обтекает кольцом Каменец-Подольский. Но одна из жительниц Черче, молодая, недавно вышедшая замуж женщина, не могла поспеть за скрывшеюся толпою и, увидев, что татары уже рассыпались по улицам, едва только успела скрыться в вежу, то есть башню или колокольню, которая стоит и поныне. Там, под самой кровлей колокольни, молодица увидала целую груду разной утвари и домашнего скарба, спрятанного жителями от хищных татар, и в числе этих вещей было несколько пищалей. Увидав в то же время приближающийся поезд, в котором, как она догадывалась, должен был находиться главный вождь татарской дружины, и лишена будучи всякой надежды на спасение, она схватила в отчаянии одно из ружей и, намереваясь отмстить за гибель стольких земляков своих и за себя, прицелилась сверху через перила колокольни в татарского вождя, ехавшего напереди и одетого в самое богатое платье: выстрел раздался, и мурза татарский, пораженный пулею насмерть, упал с лошади.

Оглядываясь кругом убитого и не видя нигде ни одной живой души, ни даже следа дыма, который в первую минуту при общей тревоге никем не был замечен, татары подхватили убитого предводителя своего, ударили в рога отбой и поспешно от города отступили. Простояв в поле не более того, сколько нужно было для отдания вождю своему последней почести, дикие нашельцы, пораженные каким-то суеверным страхом, поспешили уйти назад и рассыпаться по необозримым степям своим; жители Черче вскоре возвратились и, к неизъяснимому изумлению своему и радости, нашли в целости все вещи, имущество, дома и даже забытых в хижинах детей.

Имя молодицы, которой приписывают геройский подвиг этот, забыто; но она благополучно возвратилась под кров домашний и своевременно родила тройней трех сыновей, которые получили прозвание Троян. Потомки Троян этих ведутся поныне; они крестьяне и сохраняют прозвание Троян, вместе с описанным нами поверьем.

,

Примечания