они начинают проводить репетиции. Это совершенно особый мир.
– Скорее бы…
– Я переговорю с Филлипом, устрою вам разрешение на визит. Обычно он длится около двух часов. Но если Сэм откажется от адвоката, разговор может занять не более пяти минут.
– Думаю, я найду с ним общий язык.
– Надеюсь. Не знаю, как Кэйхолл будет реагировать на ваше появление, но что-то он наверняка скажет. Допускаю, не сразу удастся убедить его, однако со второй попытки вы добьетесь своего.
– Когда вы видели Сэма в последний раз?
– Пару лет назад. Вместе с Уоллесом Тайнером. Вам обязательно нужно связаться с ним. Тайнер вел дело более шести лет.
– Каков будет наш первый шаг?
– Об этом позже. Утром я с Уоллесом вновь проанализирую досье. Все зависит от вас. Мы не сможем ничего предпринять, если Кэйхолл и вам укажет на дверь.
Адам подумал о черно-белых газетных фотоснимках Сэма, сделанных в 1967-м, сразу после ареста. Еще в его архиве имелись и цветные, относившиеся уже к 1981 году, когда состоялся третий суд, а на двухчасовой видеокассете были собраны куски всех телерепортажей, где фигурировал Кэйхолл.
– Как он выглядит?
Гудмэн положил ручку, прикоснулся к галстуку.
– Среднего роста, худощав, но на Скамье редко увидишь мало-мальски дородного мужчину: сказывается постоянное нервное напряжение, да и еда не из ресторана. Курит сигарету за сигаретой, что в общем-то неудивительно. Делать там нечего, а конец у всех один. Марка какая-то странная, “Монклер”, по-моему, в синей пачке. Волосы с густой проседью, неопрятные – утреннего душа сидельцы лишены. Довольно длинные, но то было два года назад. Ни намека на лысину, бородка. Лицо в глубоких морщинах, ведь ему скоро семьдесят. Ну и табак, конечно. Вы сами заметите, что белые выглядят на Скамье более изможденными, нежели чернокожие. Смертники проводят в своих камерах по двадцать три часа в сутки, а от этого человек блекнет, кожа у него становится серой. У Сэма голубые глаза и приятные черты лица. В молодости на него наверняка заглядывались девушки.
– Когда после самоубийства отца я узнал правду, у меня появилась куча вопросов к матери. Ответов на них прозвучало очень немного, но однажды мать упомянула, что Эдди не был похож на Сэма.
– Между вами и дедом тоже никакого сходства, если вы это имеете в виду.
– Угадали. Рад слышать.
– Он может помнить вас только несмышленым ребенком, Адам. Вам не грозит быть узнанным. Скажите обо всем сами.
Холл отсутствующим взглядом смотрел на поверхность стола.
– Вы правы. Что он мне ответит?
– Даже не представляю. Думаю, Сэм будет слишком потрясен, чтобы разразиться долгой речью. Я, пожалуй, назвал бы его интеллигентным. Не образованным, нет, но начитанным и способным грамотно выражать мысли. Он подберет слова. Дайте ему минуту-другую.
– Вы говорите так, будто испытываете к нему симпатию.
– Ее нет. Кэйхолл – расист и фанатик. Он нисколько не раскаивается в содеянном.
– Значит, он виновен?
Гудмэн задумался. Вину или невиновность Сэма Кэйхолла пытались установить три судебных процесса. Девять лет его дело кочевало по инстанциям. Расследованием обстоятельств трагедии и поиском ее идейных вдохновителей занимались многие журналисты.
– Во всяком случае, так решили присяжные. В суде только их мнение чего-то стоит.
– Но вы? К какому выводу пришли вы?
– Вы же читали досье, Адам. Вы до тонкостей изучили дело. Нет и тени сомнения в том, что Сэм Кэйхолл участвовал в акции.
– Но?..
– Существует великое множество “но”. Всегда.
– Сэм ни разу в жизни не управлялся со взрывчаткой.
– Это правда. Зато он был куклуксклановцем, террористом, а уж Клан швырял бомбы налево и направо. После ареста Сэма взрывы прекратились.
– Хорошо… Но! Но некий человек утверждал, что еще до взрыва в Гринвилле видел в зеленом “понтиаке” двух мужчин.
– Суд отказался слушать показания этого свидетеля. Он только в три часа утра вышел из бара.
– Был и другой. Водитель трейлера говорил о двух посетителях ночного кафе в Кливленде. Одним из них, по его словам, и был Сэм Кэйхолл.
– Верно. А потом водитель три года молчал. К последнему процессу его не допустили – за давностью лет.
– Так кто же являлся сообщником?
– Этого, боюсь, мы не узнаем. Не забывайте, Адам, ваш дед трижды стоял перед судом, однако ни разу рта не раскрыл. Он ничего не сказал полиции, очень мало – адвокатам, которые его защищали, и не удостоил взглядом присяжных. За прошедшие семь лет Сэм не проронил о деле ни слова.
– Вы считаете, он действовал в одиночку?
– Нет. Ему помогали. Кэйхолл многое скрывает. Вступая в Клан, он принес клятву. Застарелый, еще юношеский романтизм не позволяет Сэму ее нарушить. Его отец тоже входил в Клан, вам это известно?
– Да. Могли бы не напоминать.
– Извините. В любом случае сейчас уже слишком поздно искать дополнительную информацию. Если у Кэйхолла действительно имелся сообщник, то ему давно следовало назвать имя. Следовало выложить агентам ФБР все. Следовало заключить сделку с окружным прокурором. Не знаю… Но когда за двойное убийство человеку грозит смертная казнь, у него развязывается язык. Он начинает говорить, Адам, и предоставляет сообщнику самому заботиться о себе.
– А если сообщника не было?
– Был. Был! – Гудмэн вновь взял ручку, написал на листке перекидного календаря имя и протянул бумажку Адаму.
Взяв листок, тот прочел:
– Уин Леттнер. Я где-то слышал это имя.
– Леттнер курировал от ФБР расследование по делу о взрыве в Гринвилле. Сейчас он ушел на пенсию и перебрался в Озаркс, ловит форель. Обожает вспоминать о схватках с Кланом.
– И не откажется от разговора со мной?
– Ни за что. Страстный любитель пива, после второй бутылки он заводится так, что не остановить. Ничего конфиденциального Леттнер не выболтает, но о трагедии с Крамером он осведомлен больше, чем кто-либо другой.
Адам аккуратно сложил листок, сунул в нагрудный карман и взглянул на часы. Стрелки показывали ровно шесть вечера.
– Думаю, пора. Мне еще нужно уложить вещи.
– Досье я отправлю завтра утром. Сразу после встречи с Кэйхоллом звоните мне.
– Непременно. Могу я…
– Конечно.
– От имени семьи, уж какая она у меня есть… матери, которая не желает слышать о Сэме, сестры, которой всюду мерещится его тень, тети, которая отказалась носить фамилию Кэйхолл, от имени отца хочу поблагодарить вас за то, что вы сделали. Восхищаюсь вами.
– Бросьте, Адам. Это я вами восхищаюсь. А теперь поторопитесь в Миссисипи.
ГЛАВА 6
Район пользовался дурной славой, хотя его обитатели и говорили, что до наступления темноты улицы довольно безопасны. Двухкомнатная квартира располагалась на третьем этаже склада, построенного еще в начале XX века. В середине 80-х склад приобрел повзрослевший хиппи. Здание отремонтировали, провели канализацию и разбили на шестьдесят изолированных друг от друга ячеек. Владелец нашел
